Глава одиннадцатая Помощь Гермионы
Гермиона оказалась права: свободные часы в расписании шестиклассников отводились не для счастливого ничегонеделания, о котором так мечтал Рон, а для выполнения немыслимого количества домашних заданий. Ребята занимались столько, словно каждый день готовились к новым экзаменам, да и сами предметы требовали гораздо большей отдачи. На превращениях Гарри теперь понимал лишь половину объяснений; даже Гермионе иной раз приходилось просить профессора Макгонаголл повторить сказанное. Однако самым поразительным было то, что любимым предметом Гарри – благодаря Принцу-полукровке и к вящему неудовольствию Гермионы – неожиданно стало зельеделие. Владения невербальными заклятиями стал требовать не только Злей, но и Флитвик с Макгонаголл, и теперь все вокруг постоянно пыжились, будто наглотавшись ПРОС-т-РАЦИИ, хотя на самом деле всего лишь пытались молча колдовать. От такого напряжения хотелось 94 развеяться и было приятно выйти из замка в теплицы – пусть по гербологии они проходили весьма опасные растения, но там по крайней мере не запрещалось от души высказаться, если сзади тебя неожиданно хватала ядовитая осьмиусица. Из-за всех этих мучений Гарри, Рон и Гермиона до сих пор не могли найти времени, чтобы навестить Огрида. Он перестал приходить за преподавательский стол – зловещий знак! – и таинственным образом слеп и глох, когда изредка сталкивался с ребятами во дворе или в коридоре. В субботу за завтраком Гермиона, взглянув на пустое кресло Огрида, сказала: – Надо пойти к нему и все объяснить. – У нас же отборочные испытания! – воскликнул Рон. – Плюс Агуаменти для Флитвика! И вообще, объяснить что? Что мы всегда ненавидели его дурацкий предмет? – Это не так! – возразила Гермиона. – Говори за себя, а я пока не забыл драклов, – хмуро бросил Рон. – И вот что тебе скажу: неизвестно, каких еще несчастий мы избежали. Ты не слышала, как он разглагольствовал о своем тупоумном братике – если б мы остались, то сейчас, наверное, учили бы Гурпа шнуровать ботиночки. – Мне ужасно неприятно, что Огрид с нами не разговаривает, – огорченно призналась Гермиона. – Мы пойдем к нему после квидиша, – пообещал Гарри. Он тоже скучал по Огриду, хотя, как и Рон, считал, что без Гурпа живется легче. – Но испытания могут занять все утро; народу записалась уйма. – Гарри немного нервничал, сомневаясь, удастся ли ему справиться с ролью капитана. – Не понимаю, откуда вдруг такой повальный интерес к квидишу? – Ой, брось, Гарри, – с неожиданным раздражением отмахнулась Гермиона. – Не к квидишу, а к тебе! Ты еще никогда не вызывал столько интереса – и романтического в том числе. Рон поперхнулся селедкой. Гермиона смерила его коротким презрительным взглядом и снова повернулась к Гарри: – Все теперь знают, что ты говорил правду. Что Вольдеморт вернулся, а ты за последние два года дважды сражался с ним и он не смог тебя победить. Теперь ты – Избранный… Скажи честно, разве ты не видишь, что народ от тебя просто млеет? Гарри вдруг стало очень жарко, несмотря на затянутый тучами потолок. – Вдобавок – гонения министерства, когда тебя пытались выставить сумасшедшим вруном. Та ужасная женщина заставляла тебя писать собственной кровью… вон, на руке до сих пор следы… а ты не отступился… – У меня тоже до сих пор отметины после министерских мозгов, смотри, – Рон тряхнул рукавом, обнажая предплечье. – А то, что ты за лето вырос на целый фут, тоже не вредит делу, – закончила Гермиона, не обращая внимания на Рона. – Я высокий, – почему-то счел нужным сообщить тот. Прибыла совиная почта. Птицы стремительно ворвались в залитые дождем окна и забрызгали все вокруг. В последнее время писем приходило намного больше; родители тревожились за детей и хотели убедиться, что с ними все в порядке, а заодно сообщали, что и дома все хорошо. Гарри с начала семестра не получил ни одного письма; единственный его корреспондент умер; надежды на весточку от Люпина тоже пока не оправдывались. Поэтому он невероятно удивился, заметив в серо-коричневой стае белоснежную Хедвигу. Она приземлилась возле Гарри с большим прямоугольным свертком. Секунду спустя точно такой же сверток опустился перед Роном, придавив собой выдохшегося миниатюрного почтальона – Свинринстеля. – Ха! – воскликнул Гарри, развернув посылку и обнаружив новехонький экземпляр «Высшего зельеделия», только что от «Завитуша и Клякца». 95 – Замечательно, – обрадовалась Гермиона. – Сможешь наконец отдать свое размалеванное старье. – С ума сошла? – возмутился Гарри. – Я оставлю его себе! Смотри, что я придумал… Он достал из рюкзака потрепанное «Высшее зельеделие» и постучал по обложке волшебной палочкой, пробормотав: «Диффиндо!» Обложка отвалилась. Тогда он проделал то же самое с новой книгой (возмущению Гермионы не было предела). Потом поменял обложки и постучал по каждой со словами: «Репаро!» Так книга Принца оказалась замаскирована под новый учебник, а «Высшее зельеделие» от «Завитуша и Клякца» приобрело потрепанный вид. – Отдам Дивангарду новый учебник. Разве плохо, он стоит целых девять галлеонов. Гермиона сердито поджала губы, но, к счастью, сразу отвлеклась, поскольку прилетела еще одна сова со свежим номером «Прорицательской». Гермиона торопливо развернула его и пробежала глазами первую страницу. – Погиб кто-нибудь из знакомых? – с деланной небрежностью спросил Рон; он задавал этот вопрос всякий раз, как Гермиона открывала газету. – Нет, но отмечены новые нападения дементоров, – ответила Гермиона. – И еще арест. – Здорово, кто? – спросил Гарри. Он подумал о Беллатрикс Лестранг. – Стэн Стражер, – сказала Гермиона. – Что? – поразился Гарри. – «Стэнли Стражер, кондуктор известного колдовского транспортного средства «Грандулет», арестован по подозрению в принадлежности к Упивающимся Смертью. Мистер Стражер, 21 года, был взят под стражу вчера поздно ночью после рейда, проведенного в его доме в Клэпхеме…» – Стэн Стражер – Упивающийся Смертью? – с сомнением проговорил Гарри, вспоминая прыщавого юнца, с которым впервые познакомился три года назад. – Да никогда! – Он мог попасть под проклятие подвластья, – резонно заметил Рон. – Никогда ведь не угадаешь. – Вряд ли, – пробормотала Гермиона, не отрывая глаз от текста. – Здесь написано, его арестовали потому, что кто-то слышал, как он в пабе разглагольствовал о секретных планах Упивающихся Смертью. – Она с тревогой посмотрела на Рона и Гарри. – Под проклятием подвластья он вряд ли стал бы выдавать их планы. – По-моему, он просто делал вид, будто знает больше, чем на самом деле, – сказал Рон. – Это ведь он пытался закадрить вейлу и хвастался, что станет министром магии? – Да, он, – подтвердил Гарри. – Не знаю, о чем они думают? Принимать всерьез Стэна! – Наверное, хотят показать, что не сидят сложа руки, – Гермиона нахмурилась. – Все в панике… Вы знаете, что близняшек Патил собираются забрать домой? А Элоизу Мошкар уже забрали. Отец приехал за ней вчера вечером. – Что?! – Рон, вытаращив глаза, уставился на Гермиону. – Но ведь в «Хогварце» безопасней, чем дома! А как же: у нас тут авроры, и куча защитных заклинаний, и Думбльдор! – Вряд ли он здесь все время, – тихо сказала Гермиона, взглянув поверх газеты на преподавательский стол. – Не заметили? Всю прошлую неделю его не было примерно столько же, сколько Огрида. Гарри и Рон тоже посмотрели на учительский стол. Кресло директора в самом деле пустовало, и Гарри вдруг понял, что не видел Думбльдора с прошлой недели, со времени индивидуального занятия. – Мне кажется, он сейчас не в школе, а где-то по делам Ордена, – еле слышно продолжила Гермиона. – В смысле… обстановка-то, похоже, серьезная, правда? 96 Гарри и Рон не ответили, но было ясно, что все подумали об одном и том же. Накануне произошло страшное: Ханну Аббот вызвали с гербологии и сообщили о смерти матери. С тех пор Ханну никто не видел. Через пять минут Гарри, Рон и Гермиона встали из-за стола. Они вышли на улицу и сквозь туманную, холодную морось отправились к стадиону. По дороге им встретились Лаванда Браун и Парватти Патил, которые взбудораженно шептались о чем-то. Неудивительно, раз Парватти хотят забрать из «Хогварца»… Но тут Гарри с полным недоумением заметил, что при виде Рона Парватти внезапно пихнула локтем Лаванду. Та оглянулась и одарила Рона ослепительной улыбкой. Рон заморгал, потом неуверенно улыбнулся в ответ и зашагал дальше – крайне неестественной походкой. Гарри подавил хохот: Рон ведь не смеялся, когда Малфой разбил ему нос. Гермиона, однако, сделалась холодна и всю дорогу до стадиона молчала, а потом ушла искать место на трибуне, не пожелав Рону удачи. Отборочные испытания, как и предвидел Гарри, продолжались все утро. Попытать счастья пришла как минимум половина «Гриффиндора», начиная с первоклассников, нервно цеплявшихся за потрепанные школьные метлы, и заканчивая невозмутимыми семиклассниками, которые возвышались над остальными претендентами и внушали робость одним своим видом. Среди них был и тот здоровяк с жесткими волосами, с которым Гарри познакомился в «Хогварц-экспрессе». Он уверенно выступил из толпы, протягивая Гарри руку: – Мы встречались в поезде, у старика Дивангарда. Кормак Маклагген, Охранник. – Ты ведь не пробовался в прошлом году? – спросил Гарри, оценивающе глядя на квадратную фигуру Маклаггена. Такой, пожалуй, не шевелясь закроет собой все три шеста. – Да, я был в больнице, – Маклагген важно вздернул подбородок. – Съел на спор фунт токсифейковых яиц. – Ясно, – сказал Гарри. – Ладно… подожди пока там… Он показал на край поля, туда, где сидела Гермиона. От него не укрылось легкое раздражение, скользнувшее по лицу Маклаггена: видно, тот ждал к себе особого отношения, коль скоро они оба – любимцы «старика Дивангарда». Гарри решил начать с базовой проверки и попросил всех соревнующихся разделиться на группы по десять человек и один раз облететь поле. Решение оказалось верным: сразу стало ясно, что первая десятка – сплошь первоклашки – едва ли летала раньше. Продержаться в воздухе дольше нескольких секунд сумел всего один мальчик; правда, от удивления он немедленно врезался в шест. Во второй группе собрались, похоже, десять самых глупых девочек на свете; когда Гарри дунул в свисток, они только расхихикались и принялись хвататься друг за друга. Среди них была и Ромильда Вейн. Гарри велел дурочкам покинуть поле; те весело удалились, сели на трибуне и стали задирать всех вокруг. Третья десятка устроила кучу малу где-то над центром поля. В четвертой большинство явилось без метел. Пятая группа состояла из хуффльпуффцев. – Если есть кто-то еще не из «Гриффиндора», – закричал Гарри, который начинал потихоньку звереть от происходящего, – пожалуйста, уходите прямо сейчас! После минутной паузы два маленьких равенкловца, хрюкая от смеха, убежали с поля. Прошло два часа. Вытерпев множество жалоб и бурных истерик (причиной одной из них послужили сломавшаяся «Комета 260» и несколько выбитых зубов), Гарри сумел выбрать трех Охотников: Кэтти Белл, которая показала превосходные результаты и вернулась в команду, Демельзу Робинс, настоящую находку, умевшую удивительно ловко уворачиваться от Нападал, и Джинни Уэсли. Последняя превзошла всех соперников и к тому же забила семнадцать голов. Гарри был доволен выбором, но ужасно охрип от бесконечных пререканий с жалобщиками, а ведь ему предстояло все то же самое с отвергнутыми Отбивалами. – Это мое окончательное решение! Не перестанешь мешать Охранникам, заколдую! – вопил он. 97 Никто из новых Отбивал не мог сравниться с Фредом и Джорджем, и тем не менее Гарри они вполне устраивали. Джимми Пикс, невысокий, но очень широкоплечий третьеклассник, так яростно отразил Нападалу, что у Гарри на затылке появилась шишка величиной с голубиное яйцо; Ричи Проустак выглядел хиловато, зато бил на удивление метко. Отбивалы сели на трибунах рядом с Кэтти, Демельзой и Джинни, чтобы посмотреть на испытания Охранников. Гарри специально отложил это напоследок в надежде, что к тому времени часть народу разойдется и накал страстей будет меньше. Но увы, отвергнутые игроки никуда не ушли, а к толпе добавились те лентяи, которые только недавно кончили завтракать, так что зрителей на трибунах стало еще больше, чем вначале. Симпатии разделились; каждого Охранника подбадривали криками и одновременно освистывали. Гарри обеспокоенно взглянул на Рона. Тот был очень нервным игроком; Гарри надеялся, что после выигрыша в прошлогоднем финальном матче Рон излечится, но, видно, зря: сейчас его лицо приобрело бледно-зеленый оттенок. Ни один из первых претендентов не смог отбить больше двух мячей кряду, зато Кормак Маклагген, к великому огорчению Гарри, взял четыре, и только на последнем, пятом, почему-то метнулся в противоположную сторону. Зрители засмеялись, заулюлюкали; Маклагген вернулся на землю, гневно сжимая челюсти. Рон, усаживаясь на «Чистую победу 11», был близок к обмороку. – Удачи! – крикнул кто-то с трибун. Гарри оглянулся, полагая, что это Гермиона, но кричала, как выяснилось, Лаванда. Она сразу же закрыла лицо ладонями. Гарри тоже с удовольствием бы так поступил, но считал, что капитан обязан быть мужественным, и заставил себя смотреть на испытание Рона. Волноваться, между тем, не стоило: Рон взял один, два, три, четыре, пять мячей подряд. Гарри, еле сдерживаясь, чтобы не присоединиться ко всеобщим восторженным крикам, решил сказать Маклаггену, что, к его глубокому сожалению, Рон, увы, победил. Он ликующе повернулся назад – и буквально в дюйме от своего носа увидел красную физиономию Маклаггена. Гарри в страхе попятился. – Его сестрица не сильно старалась, – свирепо произнес Маклагген. На его виске пульсировала жилка, совсем как та, что завораживала Гарри при разговорах с дядей Верноном. – Она ему подыгрывала. – Чушь, – холодно возразил Гарри. – Один мяч он чуть было не пропустил. Маклагген угрожающе шагнул к Гарри, но на сей раз тот не отступил. – Дай мне попробовать еще. – Не дам, – сказал Гарри. – У тебя был шанс. Но Рон взял пять мячей. Охранником будет он, это честно и справедливо. Уйди с дороги. На мгновение ему показалось, что Маклагген собирается его ударить, но тот лишь скорчил мерзкую гримасу и кинулся прочь, изрыгая проклятия. Гарри повернулся к своей новой команде. Все ему улыбались. – Молодцы, – хрипло похвалил он. – Отлично играли… – Ты просто гений, Рон! Теперь это действительно была Гермиона; она бежала к ним от трибун. Лаванда Браун с весьма недовольным видом удалилась под руку с Парватти. Рон был чрезвычайно горд и даже, кажется, стал выше ростом; он счастливо вертел головой, улыбаясь команде и Гермионе. Гарри назначил первую тренировку на следующий четверг, после чего они с Роном и Гермионой попрощались с остальными и направились к Огриду. Морось наконец прекратилась, сквозь облака робко проглядывало бледное солнце. Гарри страшно проголодался; он надеялся, что у Огрида найдется что-нибудь поесть. – Я думал, что пропущу четвертый мяч, – радостно говорил Рон. – Видели, как хитро Демельза его закрутила… 98 – Да, ты был просто великолепен, – восторженно распахнув глаза, подтвердила Гермиона. – Уж получше, чем Маклагген, – с неподражаемым самодовольством сказал Рон. – Видели, как он рванул не туда на пятом мяче? Будто под заморочным заклятием… К изумлению Гарри, Гермиона вдруг сильно покраснела. Рон ничего не заметил; он был слишком увлечен описанием своих подвигов. Перед хижиной Огрида стоял привязанный Конькур, громадный серый гиппогриф. Завидев ребят, он повернул к ним свою массивную голову и защелкал острым, как бритва, клювом. – Ужас какой, – нервно пролепетала Гермиона. – Все-таки он очень страшный. – Брось, ты ж на нем летала, – отозвался Рон. Гарри шагнул вперед и низко поклонился гиппогрифу, глядя ему прямо в глаза и не мигая. Через несколько секунд Конькур тоже опустился в поклоне. – Как поживаешь? – тихо спросил Гарри и подошел ближе, чтобы погладить зверя по оперенной голове. – Скучаешь по нему? Но тебе ведь хорошо здесь с Огридом, правда? – Эй! – громко окликнул чей-то голос. Из-за угла хижины выскочил Огрид в большом цветастом фартуке, с мешком картошки в руках. Следом появился огромный немецкий дог Клык; он гулко гавкнул и бросился вперед. – Отойдите! Он вам щас пальцы… а-а. Это вы. Клык прыгал на Рона и Гермиону, пытаясь лизнуть их в уши. Огрид секунду постоял, глядя на ребят, потом решительно развернулся и ушел в дом, захлопнув за собой дверь. – Кошмар! – воскликнула потрясенная Гермиона. – Не переживай, – сумрачно бросил Гарри, подошел к двери и громко постучал. – Огрид! Открывай, нам надо с тобой поговорить! Изнутри не раздавалось ни звука. – Если не откроешь, мы ее взорвем! – Гарри вытащил волшебную палочку. – Гарри! – с укором воскликнула Гермиона. – Не будешь же ты… – Еще как буду! – ответил Гарри. – Отойдите… Ничего больше он сказать не успел: дверь, как и надеялся Гарри, распахнулась. На пороге стоял разгневанный Огрид. Несмотря на цветастый фартук, выглядел он грозно. – Я – учитель! – взревел он, обращаясь к Гарри. – Учитель, Поттер! Ты не смеешь взрывать мою дверь! – Извините, сэр, – ответил Гарри, подчеркнув последнее слово, и спрятал палочку во внутренний карман. Огрид оторопел. – С каких это пор ты обращаешься ко мне «сэр»? – А с каких пор ты называешь меня «Поттер»? – А-а, очень остроумно, – пробурчал Огрид, – обхохочешься. Поймал старого дурака, да? Ладно уж, входите, маленькие неблагодарные… Хмуро ворча, он отступил назад и дал ребятам пройти. Гермиона испуганно прошмыгнула в хижину вслед за Гарри. – Ну? – брюзгливо сказал Огрид, когда Гарри, Рон и Гермиона расселись за огромным деревянным столом. Клык сразу положил голову Гарри на колено и обслюнявил ему робу. – В чем дело? Пожалели меня? Думали, я тут с тоски дохну или чего? – Нет, – ответил Гарри. – Просто хотели тебя повидать. – Мы по тебе скучали! – звенящим голосом воскликнула Гермиона. – Скучали, значит? – фыркнул Огрид. – А-а. Да-да. 99 Он топал по хижине, заваривая чай в огромном медном чайнике, и все время что-то бубнил себе под нос. Потом наконец шваркнул на стол три большие, словно ведра, кружки с чаем цвета красного дерева и тарелку с каменными кексами. Гарри так проголодался, что обрадовался и этому, и мгновенно схватил один кекс. Огрид сел за стол и принялся чистить картошку с такой свирепостью, как будто несчастные клубни чем-то жестоко ему досадили. – Огрид, – робко заговорила Гермиона, – мы ведь правда хотели продолжать занятия... Огрид еще раз громко фыркнул. Гарри показалось, что на картошку упало несколько козявок, и он внутренне порадовался, что они не остаются к ужину. – Честно! – заверила Гермиона. – Но это ну просто никак не вписывается в расписание! – Ага, конечно, – упрямо сказал Огрид. Тут что-то странно хлюпнуло, и все оглянулись. Гермиона тихо взвизгнула, а Рон вскочил и быстро обежал стол, подальше от большой бочки, которая стояла в углу. Сначала ребята ее не заметили, а она была до краев полна скользких белых извивающихся личинок футовой длины. – Что это, Огрид? – Гарри, скрывая отвращение, изобразил интерес, но все же отложил каменный кекс в сторону. – Обычные гигантские личинки, – буркнул Огрид. – А вырастут из них…? – опасливо спросил Рон. – Не вырастут они, – проворчал Огрид, – я ими Арагога кормлю, – и неожиданно разразился рыданиями. – Огрид! – воскликнула Гермиона. Она вскочила, бросилась к нему по длинной стороне стола, чтобы не подходить к бочке, и обняла великана за вздрагивающие плечи. – В чем дело? – Дело… в… нем, – Огрид, судорожно сглатывая, утирал фартуком слезы, которые потоком струились из его глаз, похожих на двух больших жуков. – В… Арагоге… Он, кажись, помирает… захворал летом и не поправляется… не знаю, что со мной будет, если… если он… мы с ним всю жизнь… Гермиона растерянно хлопала Огрида по плечу и явно не знала, что сказать. Гарри прекрасно ее понимал. Ведь их громадный приятель вполне способен подарить детенышу дракона плюшевого мишку, самозабвенно ворковать над чудовищными скорпионами со страшными жалами, заботливо воспитывать дикаря-гиганта… А сейчас речь шла о, наверное, самой безрассудной привязанности Огрида: огромном говорящем пауке Арагоге, обитателе Запретного леса, от которого Гарри с Роном чудом спаслись четыре года назад. – А мы… можем чем-то помочь? – спросила Гермиона, не обращая внимания на то, что Рон отчаянно гримасничает и трясет головой. – Навряд ли, Гермиона, – ответил Огрид, давясь и пытаясь унять слезы. – Понимаешь, его племя… семья Арагога… как он заболел… стали такие странные… неспокойные какие-то… – Ага, мы заметили, – вполголоса пробурчал Рон. – … так что сейчас никому из чужих к ним лучше не подходить, только мне, – закончил Огрид, звучно высморкался в фартук и поднял глаза. – Но все равно спасибо, Гермиона… тронут… После этого обстановка существенно разрядилась: хотя ни Гарри, ни Рон не выказали готовности выкармливать гигантскими личинками смертельно опасного паучину, Огрид, тем не менее, решил, что они тоже предлагают свою помощь, и снова стал самим собой. – Я так и знал, что вам меня в расписание не втиснуть, – ворчливо проговорил он, наливая ребятам еще чаю. – Даже если взять времявороты… – Ничего бы не вышло, – сказала Гермиона. – Мы же разбили весь министерский запас. Об этом писали в «Прорицательской». – Тогда ладно, – отозвался Огрид. – У вас бы никак не получилось… Извиняюсь, что был… ну, вы понимаете… просто волнуюсь за Арагога… а еще гадал, может, профессор Грубль-планк лучше… 100 Тут все трое категорически и абсолютно лживо заявили, что профессор Грубль-планк, которая несколько раз заменяла Огрида, отвратительнейший преподаватель. В результате, когда Гарри, Рон и Гермиона уходили, Огрид был уже вполне весел. Как только дверь закрылась и ребята торопливо зашагали по темному пустынному двору, Гарри объявил: – Умираю с голоду. – Он чуть не сломал об кекс коренной зуб и сразу передумал его есть. – А у меня еще сегодня Злей со взысканием, на ужин совсем мало времени… Войдя в замок, они заметили на пороге Большого зала Кормака Маклаггена. Тот попал в дверь лишь со второй попытки, сначала уткнувшись в косяк. Рон злорадно хохотнул и небрежной походкой проследовал за Маклаггеном, а Гарри схватил Гермиону за локоть и задержал ее. – Что? – мгновенно ощетинилась Гермиона. – На мой взгляд, – тихо сказал Гарри, – кто-то и правда наложил на него заморочное заклятие. И стоял он прямо напротив тебя. Гермиона вспыхнула. – Ладно, ладно, я это сделала, – прошептала она. – Но ты бы слышал, что он говорил про Рона и Джинни! И вообще, у него отвратный характер! Видел, как он взбеленился, когда его не взяли? Такой человек в команде не нужен. – Не нужен, – согласился Гарри, – ты права. Но все равно, разве это честно, Гермиона? Ты же староста! – Тише, – шикнула она. Гарри ухмыльнулся. – О чем это вы шепчетесь? – подозрительно осведомился Рон, снова появляясь в дверях Большого зала. – Ни о чем, – хором ответили Гарри и Гермиона и поспешили за Роном. От запаха ростбифа у Гарри подвело живот. Увы, не успели они сделать и трех шагов в направлении гриффиндорского стола, как дорогу им преградил профессор Дивангард. – Гарри, Гарри, тебя-то я и хотел встретить! – добродушно загудел он, подкручивая кончики густых усов и выпячивая огромный живот. – Надеялся поймать до еды! Что скажешь насчет ужина в моей скромной обители? У нас намечается собраньице, совсем небольшое, всего несколько восходящих звездочек! Маклагген, Забини, очаровательная Мелинда Боббин – не знаю, знаком ли вы? Ее семья владеет огромной сетью аптек… И разумеется, от души надеюсь, что мисс Грэнжер также почтит нас своим присутствием. Дивангард слегка поклонился Гермионе. Рона словно и не было; Дивангард на него даже не взглянул. – Никак не могу, профессор, – не раздумывая отказался Гарри. – Меня ждет профессор Злей. У меня взыскание. – Батюшки мои! – с комическим отчаяньем воскликнул Дивангард. – А я так на тебя рассчитывал! Что ж, придется переговорить со Злодеусом, объяснить ситуацию; уверен, что сумею уговорить его отложить взыскание. Ну-с, Гарри, мисс Грэнжер, до встречи! Он энергично двинулся к выходу. – Ему Злея не уговорить, – сказал Гарри, едва Дивангард отошел на достаточное расстояние. – Взыскание уже один раз откладывали; ради Думбльдора Злей на это пошел, но больше ни для кого не согласится. – Ой, лучше б ты пошел, а то как я там одна, – заныла Гермиона; Гарри понял, что она думает о Маклаггене. – Вряд ли ты будешь одна; Джинни, небось, тоже пригласили, – недовольно буркнул Рон, очевидно обиженный невниманием Дивангарда. После еды они пошли в гриффиндорскую башню. В общей гостиной было не протолкнуться, почти все уже вернулись с ужина, но Гарри, Рону и Гермионе все же удалось 101 найти свободный столик и сесть. Рон после встречи с Дивангардом пребывал в плохом настроении, поэтому сложил руки на груди и, нахмурясь, уставился в потолок. Гермиона потянулась за «Вечерней прорицательской газетой», которую кто-то оставил в кресле. – Что новенького? – поинтересовался Гарри. – Да ничего особенного… – Гермиона развернула газету и стала внимательно ее изучать. – Ой, Рон, смотри, твой папа… Все в порядке! – поскорей заверила она, увидев, что Рон встревоженно вскинул голову. – Просто здесь сказано, что он побывал в доме у Малфоя. «Это уже второй обыск жилища Упивающегося Смертью, однако и он, похоже, не дал никаких результатов. Артур Уэсли из отдела по обнаружению и конфискации фальшивых оберегов сказал, что его бригада действовала по сигналу, полученному от частного лица». – Правильно, от меня! – воскликнул Гарри. – Я рассказал ему на вокзале про Малфоя и ту штуку, которую он хотел починить! Что ж, раз ее нет у них дома, значит, он привез ее в «Хогварц»… – Каким образом, Гарри? – От удивления Гермиона даже отложила газету. – Когда мы приехали, нас всех обыскали, забыл? – Правда? – недоуменно спросил Гарри. – Меня – нет. – Ах да, ты же опоздал… Так вот, когда мы проходили в вестибюль, Филч с головы до ног обшарил нас сенсорами секретности. Любую подозрительную вещь обязательно обнаружили бы; я абсолютно точно знаю, что у Краббе конфисковали сушеную голову. Малфой никак не мог ничего протащить! Некоторое время Гарри обескураженно смотрел, как Джинни играет с пигмейским пуфкой Арнольдом – пока не придумал, что возразить. – Значит, ему это прислали совиной почтой, – сказал он. – Мать или кто-то еще. – Сов тоже проверяют, – ответила Гермиона. – Филч сказал, что натыкал сенсоров всюду, куда только смог добраться. Гарри больше не нашел, что сказать, и сдался. Похоже, Малфой действительно не мог протащить в школу ничего опасного. В надежде на поддержку Гарри взглянул на Рона, но тот по-прежнему сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на Лаванду Браун. – Ты можешь представить, как Малфой мог бы…? – Отстань, – сказал Рон. – Слушай, я не виноват, что Дивангард пригласил нас с Гермионой на свой дурацкий ужин! Мы совершенно не хотим туда идти, ясно? – вспылил Гарри. – Ну, а меня ни на какие ужины не приглашали, – поднимаясь, проговорил Рон, – поэтому я иду спать. Он решительно направился к двери, ведущей в спальни мальчиков. Гарри и Гермиона оторопело смотрели ему вслед. – Гарри? – Демельза Робинс, новый Охотник, неожиданно появилась возле его плеча. – У меня для тебя сообщение. – От профессора Дивангарда? – с надеждой спросил Гарри и сел чуть прямее. – Нет… от профессора Злея, – сказала Демельза. У Гарри упало сердце. – Он говорит, что сегодня вечером в половине девятого ты должен быть у него в кабинете и отработать взыскание… э-э… даже если тебя пригласили на двадцать пять ужинов. А еще он просил сказать, что ты будешь сортировать скучечервей для зельеделия, отбирать протухших, и еще… тебе не нужно приносить защитные перчатки. – Понял, – мрачно кивнул Гарри. – Спасибо большое, Демельза. 102

Глава двенадцатая Серебро и опалы
Но где же Думбльдор, и чем он занят? За несколько недель Гарри видел директора дважды, да и то мельком. В Большом зале тот не появлялся. Видимо, Гермиона права: Думбльдора подолгу не бывает в школе. Но как же уроки, которые он собирался давать Гарри? Сначала сказал, что они связаны с пророчеством, успокоил, а теперь бросил... На середину октября назначили первый в этом году поход в Хогсмед. Гарри боялся, что из соображений безопасности их вообще могут запретить, поэтому очень обрадовался, узнав о прогулке; всегда приятно на несколько часов выбраться из замка. В день похода – он обещал быть ненастным – Гарри проснулся рано и решил до завтрака полистать «Высшее зельеделие». Его редко случалось застать за чтением учебника в постели; как справедливо заметил Рон, такое поведение просто неприлично, если ты не Гермиона, в этом смысле больная на голову. Но Гарри не считал «Высшее зельеделие» Принца-полукровки учебником. Чем больше он его читал, тем ясней понимал, сколько там всевозможной ценной информации – не только советов по приготовлению зелий, благодаря которым Гарри удалось заслужить восхищенное уважение Дивангарда, но и различных заклятий и любопытных видов порчи, изобретенных, судя по многочисленным вычеркиваниям и исправлениям на полях, самим Принцем. Гарри уже испробовал несколько заклинаний: порчу, от которой ногти на ногах росли устрашающе быстро (Гарри испытал его на Краббе и получил весьма забавные результаты); заклятье, приклеивавшее язык к небу (он дважды наложил его на ничего не подозревающего Аргуса Филча, вызвав всеобщие аплодисменты). Но самым полезным оказалось Маффлиато – заклятие, от которого уши людей в ближайшем окружении наполнялись невнятным гудением, и можно было сколько угодно разговаривать в классе, не опасаясь, что тебя подслушают. Одна только Гермиона упорно не одобряла этих развлечений и вообще отказывалась разговаривать под Маффлиато. Гарри сел в постели и повернул книгу к свету, чтобы лучше разглядеть инструкции к заклятию, с которым Принцу, похоже, пришлось повозиться. Многое он вычеркнул и переправил, но в самом верху страницы очень мелким почерком вписал: Левикорпус (н-врб) В стекла бил ветер и мокрый снег, Невилль громко храпел, а Гарри не отрываясь смотрел на буквы в скобках. Н-врб… видимо, «невербальное». Вряд ли он сможет это выполнить; с невербальными заклятиями у него по-прежнему трудности, о чем Злей не забывает упомянуть на каждом уроке защиты от сил зла. С другой стороны, Принц показал себя более талантливым педагогом... Направив палочку в пространство, Гарри легонько воздел ее вверх и мысленно произнес: «Левикорпус». – А-а-а-а-а-а-а! Полыхнул яркий свет, и комната наполнилась голосами: всех разбудил вопль Рона. Гарри от ужаса отшвырнул куда-то «Высшее зельеделие». Рон висел вниз головой в воздухе, будто вздернутый за лодыжку невидимым крюком. – Прости! – орал Гарри, пока Дин и Симус ревели от смеха, а Невилль, который свалился с кровати, поднимался на ноги. – Подожди… я тебя сниму… Он в панике зашарил руками, схватил учебник и принялся листать его, разыскивая нужную страницу; наконец нашел и разобрал одно из слов, теснившихся под заклинанием. Молясь, чтобы это оказалось контрзаклятие, Гарри сконцентрировал волю и подумал: «Либеракорпус!» Еще одна вспышка, и Рон мешком повалился на свой матрас. – Прости, – еще раз пролепетал Гарри. Дин и Симус продолжали помирать со смеху. 103 – В следующий раз, – глухо пробормотал Рон, – лучше поставь будильник. Позже, когда они оделись, защитившись от непогоды сразу несколькими свитерами – творениями миссис Уэсли, и взяли с собой плащи, шарфы и перчатки, потрясение Рона ослабло; он уже считал новое заклинание Гарри очень забавным, настолько, что, едва сев за стол, рассказал о случившемся Гермионе. – … а потом опять вспыхнул свет, и я оказался на кровати! – Рон ухмыльнулся и впился зубами в сосиску. За все время этого веселого повествования Гермиона ни разу не улыбнулась и теперь с холодным неодобрением повернулась к Гарри. – А заклинание, случайно, не из твоего знаменитого учебника? – осведомилась она. Гарри нахмурился. – Почему ты всегда сразу думаешь самое худшее? – Из него? – Ну… да, а что? – Значит, ты вот так запросто взял неизвестное, к тому же написанное от руки, заклинание и решил посмотреть, что получится? – Какая разница, от руки или не от руки? – спросил Гарри, намеренно игнорируя вторую часть вопроса. – Потому что оно вряд ли одобрено министерством магии, – ответила Гермиона. – А еще, – добавила она, увидев, что Гарри и Рон закатили глаза, – потому что мне начинает казаться, что ваш Принц – тот еще типчик. Гарри и Рон сразу на нее зашикали. – Это шутка! – воскликнул Рон, переворачивая бутылку с кетчупом над сосисками. – Просто шутка, Гермиона, и все! – Подвешивать человека вниз головой за лодыжку? – уточнила Гермиона. – Кто станет тратить время и силы на изобретение подобных шуточек? – Фред и Джордж, например, – Рон пожал плечами, – очень даже в их духе. Или, э-э… – Мой папа, – сказал Гарри. Он вспомнил только сейчас. – Что? – дружно повернулись к нему Рон и Гермиона. – Он пользовался этим заклинанием, – пояснил Гарри. – Я… Мне Люпин сказал. Последнее не соответствовало истине; в действительности, Гарри своими глазами видел, как его отец наложил это заклятие на Злея, но о том посещении дубльдума он Рону и Гермионе не рассказывал. А сейчас ему в голову пришла одна замечательная мысль: что, если Принц-полукровка?… – Может, и твой папа тоже, Гарри, – сказала Гермиона, – но только не он один. Если ты забыл, напоминаю: мы вместе видели, как этим заклинанием воспользовалось сразу несколько человек. Они подвесили над землей спящих, беззащитных людей и заставили их летать по воздуху. Гарри с упавшим сердцем уставился на нее. Теперь он и сам вспомнил выходку Упивающихся Смертью на квидишном чемпионате. Рон решил его поддержать и пылко заявил: – Это совсем другое! Они использовали заклинание во зло. А Гарри и его отец просто шутили. Ты не любишь Принца, Гермиона, – Рон сурово указал на нее сосиской, – потому что он лучше тебя разбирается в зельеделии… – Какая чушь! – воскликнула Гермиона, покраснев. – Но я считаю, что если не знаешь, для чего предназначено заклинание, пользоваться им безответственно, и перестань называть его «Принц», как будто это титул, я уверена, что это дурацкое прозвище, и вообще, по-моему, он не очень хороший человек! 104 – Не понимаю, с чего ты взяла! – вспылил Гарри. – Потенциальный Упивающийся Смертью не стал бы хвастать тем, что он «полу», верно? Не успев закончить фразу, Гарри вспомнил, что его отец – чистокровный колдун, но сразу отбросил эту мысль; об этом он подумает позже… – Упивающиеся Смертью не могут все без исключения быть чистокровными, в мире не так много колдунов, – упрямо возразила Гермиона. – Думаю, что большинство – полукровки, которые притворяются чистокровными. А ненавидят они только муглорожденных и с радостью приняли бы тебя и Рона. – Меня? Да ни за что! – Рон возмущенно махнул на Гермиону вилкой; кусок сосиски слетел и попал в голову Эрни Макмиллану. – Вся моя семья – так называемые предатели! Для Упивающихся Смертью это все равно, что муглорожденные! – А меня, конечно, приняли бы с распростертыми объятиями, – саркастически заметил Гарри. – Мы вообще были бы лучшими друзьями, если б только они все время не пытались меня укокошить. Рон засмеялся, и даже Гермиона невольно улыбнулась, но тут их отвлекло появление Джинни. – Эй, Гарри, меня просили вручить тебе вот это. Она протянула ему пергаментный свиток, надписанным знакомым косым почерком. – Спасибо, Джинни… Это про следующее занятие с Думбльдором, – сказал Гарри Рону и Гермионе, разворачивая свиток и быстро пробегая глазами письмо. – В понедельник вечером! – Ему неожиданно стало легко и радостно. – Джинни, хочешь пойти с нами в Хогсмед? – предложил он. – Я иду с Дином… может, там увидимся, – ответила та и помахала на прощанье рукой. Филч, как всегда, стоял у дверей и проверял по списку, разрешено ли уходящим посещение Хогсмеда. Это занимало намного больше времени, чем обычно, потому что каждого трижды перепроверяли сенсором секретности. – Какая разница, если мы что-то ВЫНОСИМ? – возмутился Рон, опасливо косясь на длинный тонкий сенсор. – Проверять надо то, что ВНОСИТСЯ! За нахальство ему досталась пара лишних тычков сенсором; даже выйдя на улицу, под ветер и мокрый снег, он все еще болезненно морщился. Путь в Хогсмед не доставил ребятам никакого удовольствия. Гарри замотал почти все лицо шарфом; открытая часть вскоре онемела и заболела от холода. Школьники толпой шли по дороге, сгибаясь чуть ли не вдвое, чтобы спастись от ледяного ветра. Гарри успел не один раз подумать, что, возможно, имело смысл остаться в теплой общей гостиной; когда же они добрались до Хогсмеда и увидели заколоченный хохмазин Зонко, он воспринял это как знак свыше: прогулка обречена на провал. Рон показал рукой в толстой перчатке на «Рахатлукулл», к счастью, открытый, и Гарри с Гермионой, спотыкаясь, вошли вслед за ним в переполненный магазин. – Слава те господи, – поежился Рон, вдыхая теплый, пахнущий конфетами воздух. – Давайте тут весь день просидим. – Гарри, мой мальчик! – звучно раздалось сзади. – О нет, – пробормотал Гарри. Ребята обернулись и увидели профессора Дивангарда в невероятных размеров меховой шапке и пальто с таким же меховым воротником. В руках он держал большую сумку с ананасовыми цукатами и занимал по меньшей мере полмагазина. – Ты пропустил целых три моих вечера! – укорил Дивангард и добродушно ткнул Гарри в грудь. – Это никуда не годится, мой мальчик, я твердо намерен тебя заполучить! Мисс Грэнжер у меня очень нравится, не так ли? – Да, – беспомощно пролепетала Гермиона, – у вас действительно очень… 105 – Так почему же ты не приходишь, Гарри? – требовательно спросил Дивангард. – Во-первых, профессор, у меня квидишные тренировки, – ответил Гарри. Он и правда назначал тренировки всякий раз, когда получал изящные, перевязанные фиолетовой ленточкой приглашения Диванграда. Так Рон не чувствовал себя обойденным, и обычно они с ним страшно веселись, представляя Гермиону, вынужденную терпеть общество Маклаггена и Забини. – Значит, ты непременно выиграешь в первом же матче, после стольких усилий! – улыбнулся Дивангард. – Однако небольшой отдых никому не повредит. Как насчет понедельника? Не будешь же ты тренироваться в такую погоду… – Не могу, профессор, в понедельник у меня… э-э… встреча с профессором Думбльдором. – Опять не повезло! – трагическим голосом вскричал Дивангард. – Ну что ж, Гарри… тебе не удастся избегать меня вечно! Он царственно помахал рукой и, переваливаясь, вышел из магазина. Рон при этом был замечен не более, чем витрина с тараканьими гроздьями. – Не могу поверить! Ты опять выкрутился! – Гермиона покачала головой. – Но, знаешь, там не так уж плохо… иной раз даже забавно… – Тут она обратила внимание на выражение лица Рона. – Ой, смотрите – сахарные перья-делюкс! Это же на много часов! Гарри, обрадовавшись, что Гермиона переменила тему, проявил повышенный интерес к новым сверхдлинным сахарным перьям. Но Рон все равно дулся и только пожал плечами, когда Гермиона спросила, чем бы ему хотелось заняться дальше. – Пойдем в «Три метлы», – предложил Гарри. – Там хоть тепло. Они опять замотали лица шарфами и покинули магазин. После сладостного тепла «Рахатлукулла» пронизывающий ветер резал лицо, как бритва. На улице было не слишком людно; никто не останавливался поболтать, все спешили по своим делам. Исключение составляли двое мужчин, топтавшиеся немного впереди, возле «Трех метел». Один был худой и очень высокий; Гарри, сощурившись, вгляделся сквозь залитые дождем очки и узнал бармена из «Башки борова», второго деревенского паба. Когда ребята подошли ближе, бармен плотнее запахнул плащ и удалился, а его собеседник остался стоять, вертя что-то в руках. Буквально в футе от него Гарри внезапно понял, кто это. – Мундугнус! Коренастый кривоногий коротышка с длинными рыжими лохмами вздрогнул от неожиданности и выронил из рук видавший виды чемодан. Тот раскрылся, и из него вывалился, кажется, целый ломбард. – А, Гарри, привет, – сказал Мундугнус Флетчер с неестественной потугой на естественность. – Не буду тебя зря задерживать. Он зашарил по земле, подбирая вещи с видом человека, которому не терпится поскорее смыться. – Торгуешь? – спросил Гарри, глядя на барахло Мундугнуса. – А чего, жить-то надо, – ответил Мундугнус. – Дай-ка сюда! Рон нагнулся и подобрал какой-то серебряный предмет. – Минуточку, – медленно произнес он. – Это что-то знакомое… – Спасибо! – заорал Мундугнус, выхватывая у Рона кубок и запихивая его в чемодан. – Короче, увидимся…. ОЙ! Гарри схватил Мундугнуса за горло и прижал к стене паба. Крепко держа его одной рукой, другой он вытащил палочку. – Гарри! – взвизгнула Гермиона. 106 – Ты стащил это из дома Сириуса, – процедил Гарри. Он стоял практически нос к носу с Мундугнусом и вдыхал малоприятное амбре застарелого табака и спиртного. – Там фамильный герб Блэков. – Я… нет… чего? – захлебнулся Мундугнус, постепенно багровея лицом. – Ты что сделал? Забрался к нему в дом, как только он умер, и все обчистил? – Я… нет… – Верни! – Гарри, не надо! – вскричала Гермиона, увидев, что Мундугнус начал синеть. Раздался грохот, и Гарри почувствовал, что его руки сами собой отлетели от горла Мундугнуса. Тот, хватая ртом воздух и захлебываясь слюной, подхватил упавший чемодан и – ЧПОК! – мгновенно дезаппарировал. Гарри громко выругался и повернулся вокруг своей оси, чтобы понять, куда делся Мундугнус. – ВЕРНИСЬ, ВОРЮГА!... – Бесполезно, Гарри. Откуда ни возьмись появилась Бомс с мокрыми от снега мышиными волосами. – Мундугнус, наверное, уже в Лондоне. Кричать совершенно незачем. – Он украл вещи Сириуса! Украл! – Да, и тем не менее, – Бомс, казалось, ничуть не взволновало это сообщение, – незачем торчать на холоде. Она проследила, чтобы они вошли в «Три метлы». Очутившись внутри, Гарри тут же выпалил: – Он украл вещи Сириуса! – Знаю, Гарри, только не кричи, пожалуйста, люди смотрят, – прошептала Гермиона. – Иди, сядь, я тебе принесу попить. Гермиона вернулась с тремя бутылками усладэля, но Гарри никак не мог успокоиться. – Неужели Орден не в состоянии приструнить Мундугнуса? – тихо, но очень гневно вопрошал он. – Заставить прекратить воровать из штаб-квартиры все, что не привинчено к полу? – Ш-ш-ш! – в полном отчаянии зашикала Гермиона, оглядываясь, не подслушивает ли кто; рядом сидела пара ведунов, которые с огромным интересом пялились на Гарри, а неподалеку лениво подпирал колонну Забини. – Гарри, на твоем месте я бы тоже возмутилась, ведь это, в общем-то, твои вещи… Гарри поперхнулся усладэлем; он на время забыл, что владеет домом на площади Мракэнтлен. – Да, мои! – воскликнул он. – Неудивительно, что он мне не обрадовался! Ладно, погоди! Вот я скажу Думбльдору! Мундугнус только его и боится. – Хорошая мысль, – прошептала Гермиона, явно радуясь тому, что Гарри начинает остывать. – Рон, на что это ты уставился? – Ни на что, – Рон мгновенно отвел глаза от барной стойки, но Гарри прекрасно понял, что его друг пытался высмотреть привлекательную пышнотелую барменшу, мадам Росмерту, к которой давно уже неравнодушен. – Насколько я понимаю, твое «ничто» отправилось в подсобку за огневиски, – ядовито процедила Гермиона. Рон не обратил внимания на колкость и потягивал свой напиток, храня, как ему казалось, достойное молчание. Гарри думал о Сириусе – он все равно ненавидел эти серебряные кубки. Гермиона барабанила пальцами по столу; ее взгляд метался между барной стойкой и Роном. Едва Гарри допил последние капли, она сказала: 107 – Может, на сегодня хватит? Пойдем обратно? Мальчики кивнули; поход явно не задался, а погода с каждой минутой становилась все хуже. Они плотно закутались в плащи, обмотались шарфами и надели перчатки; затем вслед за Кэтти Белл и ее подругой вышли из паба и по замерзшей грязи побрели вдоль Высокой улицы. Гарри то и дело возвращался мыслями к Джинни. Они ее так и не встретили. Понятно: они с Дином, конечно же, сидят в уютной чайной мадам Пуднафут – гнездышке всех влюбленных... Он нахмурился, пригнул голову, спасаясь от мокрых снежных вихрей, и зашагал дальше. Ветер доносил голоса Кэтти и ее подруги, но Гарри не сразу осознал, что они вдруг стали громче, пронзительней. Гарри прищурился, всматриваясь в их размытые фигуры. Девочки спорили о чем-то, зажатом в руке Кэтти. – Тебя это не касается, Лин! – услышал Гарри. Дорога свернула вбок. Густая ледяная крупа била навстречу, залепляя очки Гарри. Он поднял руку в перчатке, чтобы протереть их, и тут Лин попыталась вырвать у Кэтти сверток; та потянула его к себе, и сверток упал на землю. В тот же миг Кэтти поднялась в воздух, не комично, как Рон, которого вздернуло за лодыжку, но изящно, простерев руки в стороны, будто собираясь взлететь. Но в этом было что-то странное, неправильное… ее волосы полоскались на жестоком ветру, глаза закрылись, лицо казалось отсутствующим… Гарри, Рон, Гермиона и Лин замерли, глядя на Кэтти. Затем, футах в шести над землей, Кэтти страшно закричала. Она раскрыла глаза, но то, что она увидела или почувствовала, очевидно, причиняло ей невыразимые муки. Она стенала не переставая; Лин тоже завопила, схватила Кэтти за лодыжки и попыталась вернуть ее на землю. Гарри, Рон и Гермиона кинулись помогать и тоже схватили Кэтти за щиколотки, и тогда она свалилась им на головы. Рон с Гарри сумели поймать ее, но она так извивалась, что им едва удавалось с ней совладать. Кэтти опустили на землю. Она металась и кричала, никого не узнавая. Гарри осмотрелся; вокруг никого не было. – Оставайтесь здесь! – велел он, перекрикивая завывания ветра. – А я пойду за помощью! Он помчался к школе; ему никогда не доводилось видеть ничего подобного, и он не понимал, что случилось с Кэтти. Он стремительно завернул за угол и врезался в какого-то медведя, стоявшего на задних лапах. – Огрид! – хрипло выдохнул Гарри, выпутываясь из живой изгороди, в которую его отбросило. – Гарри! – воскликнул в ответ Огрид, одетый в огромную и бесформенную бобровую шубу. На его бровях и бороде лежали мокрые хлопья снега. – Я только что от Гурпа! Ты не поверишь, у него такие успехи… – Огрид, там с одной девочкой что-то случилось… ее то ли прокляли, то ли что… – Чего? – Огрид наклонился, из-за рева ветра не расслышав Гарри. – Прокляли! – заорал Гарри. – Прокляли? Кого? Рона? Гермиону? – Нет, нет, Кэтти Белл… иди сюда… Они вместе побежали по дороге и вскоре увидели ребят, сгрудившихся вокруг Кэтти. Та по-прежнему лежала на земле, извивалась и кричала; Рон, Гермиона и Лин пытались ее успокоить. – Отойдите! – закричал Огрид. – Дайте взгляну! – С ней что-то случилось! – всхлипывая, сообщила Лин. – Не знаю что… Огрид секунду смотрел на Кэтти, затем, ни говоря ни слова, сгреб ее в охапку и понесся к замку. Мгновения спустя вопли Кэтти замерли вдалеке; остался только вой ветра. Гермиона бросилась к плачущей подруге Кэтти и обняла ее за плечи. – Тебя зовут Лин, да? Девочка кивнула. 108 – Это случилось вдруг, ни с того ни с сего, или…? – Когда разорвался сверток, – Лин снова всхлипнула и показала на сверток в промокшей коричневой бумаге, который лежал на земле. Из надорванной упаковки сочился зеленоватый свет. Рон нагнулся и протянул руку, но Гарри перехватил его запястье и оттащил назад. – Не трогай! Гарри присел на корточки. В свертке виднелось очень красивое опаловое ожерелье. – Я его уже видел, – сказал Гарри, глядя на украшение. – Давным-давно, в витрине «Борджина и Д’Авилло». На ценнике было сказано, что оно проклято. Кэтти, видимо, до него дотронулась. – Он поднял глаза на Лин. Та задрожала мелкой дрожью. – Как оно к ней попало? – О том мы и спорили! Она принесла его из туалета в «Трех метлах», сказала, что это сюрприз для кого-то в «Хогварце», который надо передать. Но она была такая странная… Ужас, ужас, она наверняка попала под проклятие подвластья, а я даже не поняла! Лин зарыдала с новой силой. Гермиона сочувственно похлопывала ее по плечу. – Лин, а она не говорила, кто ей его передал? – Нет… отказалась… тогда я сказала, что она дура и что в школу его брать нельзя, а она не хотела слушать и… я попыталась его отобрать… и… и… – Лин в отчанье застонала. – Давайте лучше вернемся в школу, – сказала Гермиона, продолжая обнимать Лин, – и узнаем, как она. Пошли… Гарри, после секундного колебания, стащил с шеи шарф и, не обращая внимания на испуганный вскрик Рона, аккуратно завернул ожерелье и поднял его с земли. – Надо показать мадам Помфри, – объяснил он. Пока они с Роном вслед за Гермионой и Лин шли к замку, Гарри напряженно думал, а едва ступив на территорию школы, заговорил, не в силах держать при себе свои мысли: – Малфой знает про это ожерелье. Четыре года назад оно уже было в витрине «Борджина и Д’Авилло», я видел, как Малфой его рассматривает, когда прятался от них с папашей. Вот что он покупал, когда мы его выследили! Он вспомнил о нем и решил купить! – Я… не знаю, Гарри, – с сомнением отозвался Рон. – У «Борджина и Д’Авилло» бывает куча людей… и потом, разве эта девочка не сказала, что Кэтти принесла его из туалета? – Она сказала, что Кэтти вернулась с ним из туалета, но оно не обязательно оттуда… – Макгонаголл! – предупредил Рон. Гарри поднял глаза. Действительно, с крыльца сквозь мокрый снег навстречу бежала профессор Макгонаголл. – Огрид говорит, вы четверо видели, что случилось с Кэтти Белл… прошу вас, немедленно в мой кабинет! Что это у вас, Поттер? – То, до чего она дотронулась, – ответил Гарри. – Святое небо, – встревоженно сказала профессор Макгонаголл, забирая у Гарри ожерелье. – Нет, нет, они со мной! – торопливо бросила она при виде Филча, который радостно зашаркал к ним через вестибюль с сенсором секретности наперевес. – Немедленно отнесите это ожерелье профессору Злею, только ни в коем случае не трогайте, держите в шарфе! Гарри и остальные вслед за профессором Макгонаголл поднялись к ней в кабинет. Окна, залепленные мокрым снегом, дребезжали под порывами ветра, и в комнате было холодно, несмотря на то, что в камине потрескивал огонь. Профессор Макгонаголл закрыла дверь, стремительно прошла к письменному столу и встала лицом к Гарри, Рону, Гермионе и все еще плачущей Лин. – Итак, – строго заговорила она, – что случилось? Запинаясь и замолкая, чтобы справиться с рыданиями, Лин рассказала, как Кэтти пошла в туалет в «Трех метлах» и вернулась с загадочным свертком; что она выглядела немного странно и 109 они спорили, можно ли проносить неизвестную вещь в замок; что спор закончился потасовкой, а сверток порвался. Тут Лин настолько разволновалась, что больше не могла произнести ни слова. – Хорошо, Лин, – не без сочувствия сказала профессор Макгонаголл, – идите в больничное крыло и попросите мадам Помфри дать вам успокоительное. Когда Лин вышла, профессор Макгонаголл повернулась к Гарри, Рону и Гермионе. – Что было, когда Кэтти дотронулась до ожерелья? – Она поднялась в воздух, – первым ответил Гарри. – А потом начала кричать и упала. Профессор, прошу вас, можно мне увидеть профессора Думбльдора? – Директора не будет до понедельника, Поттер, – удивленно произнесла профессор Макгонаголл. – Не будет? – возмущенно повторил Гарри. – Да, Поттер, не будет! – отчеканила профессор Макгонаголл. – Однако все, что вы имеете сообщить об этом ужасном деле, не сомневаюсь, можно рассказать и мне! Какую-то долю секунду Гарри колебался. Откровенничать с Макгонаголл не хотелось; Думбльдор, хоть и вызывал у него больше робости, все-таки спокойнее относился к любым, самым диким гипотезам. Но сейчас речь идет о жизни и смерти, глупо бояться показаться смешным. – Профессор, мне кажется, ожерелье Кэтти дал Драко Малфой. С одной стороны от него Рон смущенно потер нос; с другой, Гермиона затопталась на месте, словно ей не терпелось поскорее отдалиться от Гарри. – Это очень серьезное обвинение, Поттер, – ошарашенно помолчав, произнесла профессор Макгонаголл. – У тебя есть доказательства? – Нет, но… – ответил Гарри и рассказал, как они проследили за Малфоем до «Борджина и Д’Авилло» и подслушали его разговор. Когда он закончил, профессор Макгонаголл посмотрела на него недоумевающе. – Малфой принес что-то на починку к «Борджину и Д’Авилло»? – Нет, профессор, он хотел, чтобы Борджин сказал ему, как починить какую-то вещь, у него не было ее с собой. Но это неважно, главное, в то же самое время он что-то купил, я думаю, ожерелье… – Вы видели, как Малфой выходил из магазина с таким свертком? – Нет, профессор, он велел Борджину хранить его в магазине… – Но, Гарри, – перебила Гермиона, – Борджин спросил, хочет ли он забрать это с собой, и Малфой сказал: «нет»… – Потому что не хотел трогать, разве не ясно? – зло бросил Гарри. – Вообще-то, он сказал: «Вы что, с ума сошли, как я понесу его по улице?» – уточнила Гермиона. – С ожерельем он бы и правда выглядел болваном, – заметил Рон. – Рон, – устало сказала Гермиона, – его бы завернули, чтобы не касаться, и его легко было бы спрятать под плащом! По-моему, то, что он оставил у «Борджина и Д’Авилло», либо очень шумное, либо большое, и привлекает внимание на улице… А потом, – она повысила голос, не давая Гарри перебить себя, – я ведь спросила у Борджина про ожерелье, не помнишь? Я хотела выяснить, что Малфой просил сохранить, вошла и увидела ожерелье. А Борджин просто назвал цену, не сказал, что оно продано… – Да, но ты так себя вела, что он через пять секунд догадался, чего тебе надо, и не собирался все тебе рассказывать, и вообще, Малфой сто раз мог за ним послать … 110 – Ну все, тихо! – гневно прикрикнула профессор Макгонаголл, когда Гермиона открыла рот, собираясь возразить. – Поттер, я ценю вашу откровенность, но мы не можем обвинить мистера Малфоя только потому, что он посещал магазин, где продавалось ожерелье. Там бывают, наверное, сотни людей… – И я о том же… – пробормотал Рон. – В любом случае, при таких строгих мерах безопасности ожерелье не могло попасть в школу без нашего ведома… – Но… – А самое главное, – выложила последний аргумент профессор Макгонаголл, – мистер Малфой не был сегодня в Хогсмеде. Гарри разинул рот и сдулся, как воздушный шарик. – Откуда вы знаете, профессор? – Оттуда, что он отрабатывал мое взыскание. Малфой второй раз подряд не выполнил домашнее задание по превращениям. Поэтому спасибо, что поделились со мной своими подозрениями, Поттер, – сказала она и решительно прошла к выходу, – но сейчас мне нужно в больницу, проверить, как себя чувствует Кэтти. Доброго вам всем вечера. Она открыла дверь кабинета. Ребятам ничего не оставалось, кроме как молча выйти. Гарри сердился на друзей за то, что они приняли сторону Макгонаголл, и все же, когда они стали обсуждать случившееся, не мог не подключиться к беседе. – А как вы думаете, кому предназначалось ожерелье? – спросил Рон на лестнице. Они направлялись в общую гостиную. – Кто знает, – ответила Гермиона. – Но ему или ей крупно повезло. Развернув сверток, он обязательно дотронулся бы до ожерелья. – Оно могло предназначаться кому угодно, – сказал Гарри. – Во-первых, Думбльдору. Упивающиеся Смертью были бы счастливы от него избавиться, он, наверное, их главная цель. Или Дивангарду – Думбльдор говорит, Вольдеморт очень хотел заполучить его, поэтому они вряд ли рады, что он встал на сторону Думбльдора. Или… – Или тебе, – обеспокоенно произнесла Гермиона. – Только не мне, – покачал головой Гарри, – иначе Кэтти достаточно было обернуться и отдать его, верно? Я шел позади нее всю дорогу от «Трех метел». Учитывая проверки Филча, было бы гораздо разумней отдать сверток вне «Хогварца». Интересно, почему Малфой велел ей пронести его в замок? – Гарри, Малфой не был в Хогсмеде! – напомнила Гермиона, притопнув ногой от досады. – Значит, он действовал через посредника, – убежденно заявил Гарри. – Краббе или Гойла… а если подумать, то через другого Упивающегося Смертью, у него же теперь куча дружков почище Краббе с Гойлом… Рон и Гермиона обменялись взглядами, ясно говорившими: «спорить бесполезно». – Симплокарпус, – твердо сказала Гермиона, подходя к Толстой тете. Портрет распахнулся и впустил их в общую гостиную. Там было полно народа и пахло сырой одеждой; из-за плохой погоды многие рано вернулись из Хогсмеда. Однако никто ничего не обсуждал; видимо, новость о Кэтти сюда еще не дошла. – Вообще-то, нападение спланировано так себе, – Рон походя выкинул из кресла у камина какого-то первоклашку и сел сам. – Проклятье даже не проникло в замок. Ненадежненько. – Ты прав, – ответила Гермиона, ногой вытолкнула Рона из кресла и снова предложила кресло первокласснику. – План совершенно не продуман. – А с каких это пор Малфой у нас главный стратег? – осведомился Гарри. Ни Рон, ни Гермиона не ответили. 111

Глава тринадцатая Неизвестный Реддль
На следующий день Кэтти перевели в больницу св. Лоскута – институт причудливых повреждений и патологий. Новость о проклятии успела распространиться по всей школе, но при этом слухи ходили самые разные, и, похоже, никто, кроме Гарри, Рона и Гермионы, не подозревал, что истинным объектом нападения была не Кэтти. – И еще, конечно, знает Малфой, – сказал Гарри Рону и Гермионе. Тех сразу поразил очередной приступ глухоты – такую тактику они избрали на случай, когда Гарри начинал развивать теорию о принадлежности Малфоя к Упивающимся Смертью. Гарри не знал, вернется ли Думбльдор из своей таинственной поездки в срок и поспеет ли к занятию в понедельник, но, поскольку не получал никаких извещений, в восемь вечера постучал в кабинет директора и услышал приглашение войти. Думбльдор выглядел необычно усталым, а его рука по-прежнему была черной и обугленной, однако он приветливо улыбнулся и жестом указал Гарри на кресло. Дубльдум уже стоял на столе, отбрасывая на потолок серебристые отсветы. – Насколько я знаю, ты бурно проводил время, – сказал Думбльдор. – Стал свидетелем происшествия с Кэтти. – Да, сэр. Как она? – Все еще очень нездорова, но ей, можно считать, повезло. Видимо, она лишь совсем чуть-чуть коснулась ожерелья: сквозь крохотную дырочку в перчатке. Если бы она надела его на шею или просто дотронулась голой рукой, смерть, скорее всего, была бы мгновенной. К счастью, профессор Злей сумел предотвратить быстрое распространение заклятия… – Почему Злей? – вскинулся Гарри. – Почему не мадам Помфри? – Возмутительно, – раздался негромкий голос с одного из портретов. Пиний Нигеллий Блэк, прапрадед Сириуса, который только что спал, положив щеку на руки, поднял голову. – В мое время учащимся не позволялось задавать вопросы касательно ведения дел в школе. – Да, да, благодарю вас, Пиний, – успокаивающе покивал Думбльдор. – Видишь ли, Гарри, профессор Злей знает о черной магии намного больше, чем мадам Помфри. К тому же, администрация больницы св. Лоскута ежечасно извещает меня о состоянии Кэтти, и я надеюсь, что со временем она полностью поправится. – Сэр, а где вы были в эти выходные? – спросил Гарри, хоть и чувствовал, что переходит границы дозволенного. Пиний явно считал так же: он тихо зашипел от возмущения. – Я бы предпочел не обсуждать это сейчас, – ответил Думбльдор. – Но в свое время ты непременно обо всем узнаешь. – Вы мне расскажете? – поразился Гарри. – Думаю, да, – сказал Думбльдор, доставая из внутреннего кармана новую бутылочку воспоминаний и вынимая пробку с помощью волшебной палочки. – Сэр, – нерешительно заговорил Гарри, – в Хогсмеде я встретил Мундугнуса. – Да, я уже знаю, что Мундугнус самовольно распоряжался твоим имуществом, – чуть нахмурился Думбльдор. – После вашей встречи около «Трех метел» он скрывается; надо полагать, боится меня. Впрочем, не беспокойся: он больше не тронет вещей Сириуса. – Шелудивый недокровок ворует наследство Блэков? – разгневанно переспросил Пиний Нигеллий и вышел куда-то за раму – видимо, отправился повидать свой портрет в доме № 12 по площади Мракэнтлен. – Профессор, – после короткой паузы заговорил Гарри, – профессор Макгонаголл рассказала вам, что мы с ней обсуждали после случая с Кэтти? Насчет Драко Малфоя? – Да, она рассказала о твоих подозрениях, – подтвердил Думбльдор. – А вы…? 112 – Приму все необходимые меры в отношении причастных лиц, – сказал Думбльдор. – Но сейчас, Гарри, меня больше интересует наше занятие. Гарри немного обиделся: если эти занятия настолько важны, почему между первым и вторым был такой большой перерыв? Но он решил временно забыть о Драко Малфое и стал следить, как Думбльдор сливает в дубльдум свежие воспоминания. Потом директор осторожно взял каменную чашу длинными тонкими пальцами и начал потихоньку ее вращать. – Ты, конечно, помнишь, что в биографии лорда Вольдеморта мы остановились на том месте, когда красавец-мугл Том Реддль бросил ведьму-жену Меропу и вернулся в фамильный особняк. Меропа осталась в Лондоне одна. Под сердцем она носила ребенка, которому предстояло стать лордом Вольдемортом. – Сэр, а откуда вы знаете, что она была в Лондоне? – Благодаря свидетельству Карактакуса Д’Авилло, – ответил Думбльдор. – По странному стечению обстоятельств, одного из основателей того самого магазина, где куплено небезызвестное ожерелье. Он, будто золотоискатель, покрутил содержимое дубльдума, как уже не раз делал на глазах Гарри. Над серебристой субстанцией, медленно вращаясь, вырос маленький старичок, перламутровый, как привидение, но более плотный. Густая копна волос полностью скрывала его глаза. – Оно нам досталось весьма забавным образом. Его принесла одна молодая ведьма. Накануне Рождества, очень-очень давно. Сказала, что ей очень нужны деньги, впрочем, это и так было видно. Одета в рванье и в таком положении… на сносях, понимаете. Она заявила, что медальон принадлежал Слизерину. Ну, подобное мы слышим постоянно: «ах, это вещь самого Мерлина, его любимейший чайник». Но когда я взглянул повнимательней, то увидел его клеймо! После нескольких простых заклинаний мне открылось, что вещь практически бесценна! Впрочем, молодая дурочка, похоже, не понимала, сколько стоит ее сокровище. Была счастлива десяти галлеонам. Это лучшая сделка за всю нашу историю! Думбльдор с силой встряхнул дубльдум, и Карактакус Д‘Авилло растворился в серебристой массе. – Он дал ей всего десять галлеонов? – возмутился Гарри. – Карактакус Д‘Авилло прославился отнюдь не своим благородством, – спокойно отозвался Думбльдор. – Итак, мы знаем, что незадолго до родов Меропа была в Лондоне одна и отчаянно нуждалась в деньгах, настолько, что решилась продать единственную драгоценность – фамильный медальон. – Но Меропа умела колдовать! – вскричал Гарри. – Она могла достать еду и все прочее с помощью магии! – Разумеется, – сказал Думбльдор. – Однако мне кажется – опять же, это только мое предположение, но я почти уверен в своей правоте – что когда муж бросил ее, Меропа отреклась от магии. Думаю, она больше не хотела быть ведьмой. Впрочем, не исключено также, что из-за безответной любви и отчаяния она лишилась колдовских способностей; такое случается. В любом случае, ты сейчас увидишь, что Меропа не захотела поднять волшебную палочку даже для спасения собственной жизни. – Даже ради сына? Думбльдор поднял брови. – Ты, кажется, жалеешь лорда Вольдеморта? – Нет, – поспешно ответил Гарри, – но ведь у нее был выбор, не то, что у моей мамы… – У твоей мамы тоже был выбор, – мягко сказал Думбльдор. – А Меропа Реддль выбрала смерть, несмотря на новорожденного сына. Однако, Гарри, не суди ее слишком строго. Долгие страдания сломили ее, к тому же она никогда не обладала отвагой твоей матери. А теперь, если не возражаешь, в путь… 113 – Куда мы отправляемся? – поинтересовался Гарри, когда Думбльдор встал рядом с ним. – На сей раз, – ответил Думбльдор, – в мои воспоминания. Надеюсь, ты найдешь их весьма познавательными и в достаточной мере точными. Прошу вперед, Гарри… Гарри склонился над дубльдумом, коснулся лицом прохладной поверхности воспоминаний и, как всегда, полетел сквозь темноту. Пару секунд спустя его ноги ударились о землю, он открыл глаза и обнаружил, что они с Думбльдором стоят на оживленной улице старого Лондона. – А вот и я, – Думбльдор радостно показал на высокого человека, который переходил дорогу перед лошадью, везущей тележку с молоком. У молодого Думбльдора были каштановые волосы и борода. Он перешел на их сторону улицы и зашагал по мостовой, привлекая множество любопытных взглядов экстравагантным бархатным костюмом цвета спелой сливы. – Клевый прикид, сэр, – не сдержавшись, заметил Гарри; Думбльдор только хихикнул. Они на коротком расстоянии последовали за его молодым воплощением и вскоре увидели довольно мрачное прямоугольное здание, окруженное высокой оградой, прошли в чугунные ворота и оказались посреди голого двора. Молодой Думбльдор поднялся на крыльцо и один раз стукнул во входную дверь. Очень скоро ему открыла неряшливая девица в фартуке. – Добрый день. У меня назначена встреча с миссис Коул. Насколько я знаю, она всем здесь заведует? – Ага, – ответила девица, очумело рассматривая Думбльдора. – У-м-м… щас… МИССИС КОУЛ! – заорала она, обернувшись через плечо. Гарри услышал в отдалении голос, что-то прокричавший в ответ. Девица снова повернулась к Думбльдору: – Входите, они щас подойдут. Думбльдор прошел в вестибюль, выложенный черной и белой плиткой; все здесь было бедно, но безупречно чисто. Гарри и старший Думбльдор вошли следом. Не успела закрыться входная дверь, как появилась очень худая и крайне озабоченная женщина. Ее острое лицо казалось скорее измученным, нежели злым; направляясь к Думбльдору, она на ходу отдавала распоряжения другой помощнице в фартуке. – …и отнеси Марте наверх йод, Билли Стаббс опять содрал болячки, а Эрик Уолли перепачкал все простыни, из него так и сочится – у бедняги, кроме всего прочего, ветрянка, – говорила она будто в пространство. Тут ее взгляд упал на Думбльдора, и она замерла в таком изумлении, словно на пороге дома стоял жираф. – Добрый день, – сказал Думбльдор и протянул руку. Миссис Коул открыла рот. – Мое имя – Альбус Думбльдор, я писал и просил о встрече. Вы любезно пригласили меня зайти сегодня. Миссис Коул поморгала и, видимо, убедившись, что Думбльдор не галлюцинация, слабым голосом ответила: – Да-да… так-так… тогда… вам лучше пройти ко мне. Да-да. Она провела Думбльдора в комнатку, служившую, судя по всему, и кабинетом, и гостиной. Обстановка была столь же бедной, как и в вестибюле, а мебель – старой и разрозненной. Миссис Коул указала Думбльдору на шаткое кресло, а сама села за стол, заваленный разными вещами, и нервно уставилась на гостя. – Как вы знаете из моего письма, я прибыл обсудить будущее Тома Реддля, – начал Думбльдор. – Вы член семьи? – осведомилась миссис Коул. – Нет, я преподаватель, – ответил Думбльдор, – и хочу предложить Тому место в моей школе. – Что за школа? 114 – Она называется «Хогварц», – сообщил Думбльдор. – А почему вас волнует судьба Тома? – Мы считаем, что он обладает необходимыми нам качествами. – То есть, он получил стипендию? Но как? Он ведь не подавал заявки. – Он записан в нашу школу с рождения… – Кто его записал? Родители? Миссис Коул, очень некстати, оказалась умной, дотошной женщиной. Думбльдор, похоже, был того же мнения: Гарри увидел, что он осторожно достал из кармана бархатного костюма волшебную палочку, а другой рукой незаметно взял со стола пустой лист бумаги. – Прошу, – Думбльдор, легонько взмахнув палочкой, передал собеседнице бумагу. – Думаю, это все прояснит. Глаза миссис Коул ненадолго замутились и вновь обрели фокус. Какое-то время она внимательно вчитывалась в абсолютно пустой лист. – Похоже, тут все по форме, – удовлетворенно сказала она, возвращая «документ», и внезапно заметила бутылку джина и два бокала. Пару секунд назад их на столе не было. – Э-э… осмелюсь предложить бокал джина, – произнесла она чрезвычайно светским тоном. – Сердечно благодарен, – просиял Думбльдор. Скоро стало ясно, что в употреблении горячительных напитков миссис Коул не новичок. Щедро налив себе и посетителю, она мигом осушила свой бокал, открыто облизала губы и в первый раз улыбнулась Думбльдору. Тот не замедлил воспользоваться удачей. – Я подумал: может, вы знаете что-то о судьбе Тома? Кажется, он родился здесь, в приюте? – Да, – подтвердила миссис Коул, наливая себе еще джина. – Я тогда только начала тут работать, поэтому помню все как сейчас. Вечер перед Новым годом. Снег, холодрыга, ну, представляете. Погодка мерзейшая. И девчушка, немногим старше, чем я в то время. Бедняжка, насилу добрела до нашего порога. Не она первая, м-да... Мы ее приняли, и через час она родила ребеночка. А еще через час померла. Миссис Коул значительно покивала и основательно отхлебнула из бокала. – Она сказала что-нибудь перед смертью? – спросил Думбльдор. – Что-нибудь об отце ребенка? – А знаете, сказала, – объявила миссис Коул. Теперь, когда у нее был джин и благодарная аудитория, она вполне наслаждалась происходящим. – Помню ее слова: «Ну просто вылитый папа». И ведь, бог свидетель, ей стоило на это надеяться, потому что сама-то была, прямо скажем, не красавица. Потом она велела назвать мальчика Томом в честь папы, и Марволо в честь ее отца… Да, знаю, знаю, чудное имя, правда? Мы все гадали, может, она из цирка… И еще она сказала, что фамилия мальчика – Реддль. А больше ничего, молчок, и вскорости отдала богу душу. – Мы назвали его, как она просила, похоже, для несчастной это было очень важно, но только ни Том, ни Марволо, ни какой-никакой Реддль ребеночка не искали. И вообще никто из семьи. Ну, он остался в приюте и так тут и живет. Миссис Коул машинально сделала большой глоток джина. На ее щеках появилось по розовому пятну. Потом она сказала: – Странный мальчик. – Да, – кивнул Думбльдор, – я так и думал. – Он и младенцем был странный. Почти не плакал, знаете. А как чуть подрос, стал совсем… того. – Того? В каком смысле? – мягко поинтересовался Думбльдор. – Ну, он… 115 Но миссис Коул осеклась и поверх бокала испытующе посмотрела на Думбльдора, причем в ее взгляде не было и следа опьянения. – Ему точно дадут место в вашей школе? – Абсолютно, – заверил Думбльдор. – И что бы я ни сказала, ничего не изменится? – Ничего, – подтвердил Думбльдор. – Вы его заберете в любом случае? – В любом случае, – серьезно повторил Думбльдор. Она прищурилась, словно решая, можно ли ему верить, и, очевидно, пришла к выводу, что можно, потому что неожиданно быстро сказала: – Он пугает других ребят. – Вы имеете в виду, что он задира? – Ну… наверное, – миссис Коул чуть нахмурилась, – но его очень трудно поймать. Были всякие происшествия… неприятные… Думбльдор не настаивал на подробностях, но Гарри видел, что ему не терпится их узнать. Миссис Коул отхлебнула еще джина, и ее щеки раскраснелись сильнее. – К примеру, кролик Билли Стаббса… Том, конечно, клянется, что не делал этого, и я не понимаю, как бы ему удалось, но даже если так, он ведь не сам повесился на балке, верно? – Едва ли, – тихо сказал Думбльдор. – Разрази меня гром, если я знаю, как туда можно забраться. Знаю только, что они с Билли накануне поссорились. А потом, на летней прогулке… – миссис Коул снова приложилась к бокалу и расплескала немного джина на подбородок, – мы, знаете, раз в год вывозим их в деревню или на море… Короче говоря, Эмми Бенсон и Деннис Бишоп так толком и не оправились! А выудить удалось одно – что они зашли с Томом Реддлем в какую-то пещеру. Он уверяет, они всего-навсего хотели посмотреть, что внутри, но я точно знаю: там что-то случилось. И ведь, знаете, было еще много странного… Она опять посмотрела на Думбльдора. Щеки ее горели, но взгляд был ясный. – Если его заберут, у нас о нем вряд ли пожалеют. – Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем держать его у себя постоянно? – спросил Думбльдор. – Он будет возвращаться сюда, по крайней мере, на лето. – Все лучше, чем по носу ржавой кочергой, – миссис Коул слегка икнула и встала. Гарри с почтительным изумлением увидел, что она держится очень твердо, хотя выпила две трети бутылки. – Полагаю, вы хотите его увидеть? – Очень, – ответил Думбльдор и тоже встал. Они вышли из кабинета и стали подниматься по каменной лестнице. Миссис Коул на ходу приказывала что-то помощницам и делала замечаниям воспитанникам. Сироты были одеты в одинаковые серые туники и выглядели достаточно ухоженными, но Гарри все равно понимал, что расти здесь невесело. – Пришли, – объявила миссис Коул после второго пролета, сворачивая в длинный коридор. Она остановилась перед первой же дверью, дважды постучала и вошла. – Том? К тебе посетитель, мистер Думпельдон… прошу прощения, Дубльдур. Он пришел сказать… впрочем, лучше он сам. Гарри и оба Думбльдора прошли в комнату. Миссис Коул закрыла дверь. Помещение было маленькое и почти пустое; здесь стояли старый гардероб и железная кровать, застеленная серым одеялом. На ней, вытянув ноги, сидел мальчик с книгой в руках. Том Реддль ничем не напоминал Монстеров. Последнее желание Меропы исполнилось: темноволосый бледный ребенок, довольно высокий для одиннадцати лет, был уменьшенной 116 копией своего красивого отца. Он сузил глаза и внимательно оглядел странного визитера. Некоторое время оба молчали. – Здравствуй, Том, – сказал наконец Думбльдор, подошел ближе и протянул руку. Мальчик помедлил, затем решился и пожал гостю руку. Думбльдор подвинул тяжелый деревянный стул к кровати, и они стали похожи на пациента и посетителя в больнице. – Я – профессор Думбльдор. – Профессор? – насторожился Реддль. – Это как доктор? Зачем вы пришли? Она позвала? Он показал на дверь, за которой только что скрылась миссис Коул. – Нет, нет, – улыбнулся Думбльдор. – Не верю, – сказал Реддль. – Она решила показать меня врачу, да? Говорите правду! Последние слова он произнес с поистине изумляющей силой. Они прозвучали как приказ, на который он словно имел право. Его глаза расширились, и он сверлил взглядом Думбльдора, который ничего не отвечал, а лишь продолжал улыбаться. Через несколько секунд Реддль отвел глаза, но насторожился еще больше. – Вы кто? – Я уже сказал. Меня зовут профессор Думбльдор, я работаю в учебном заведении под названием «Хогварц» и приехал предложить тебе место в нашей школе – которая, если ты согласишься, станет и твоей. Реакция Тома Реддля оказалась в высшей степени удивительной. Он возмущенно спрыгнул с кровати и попятился от Думбльдора. – Вам меня не провести! Дурдом – вот вы откуда! «Профессор», как же! Короче, я не поеду, ясно? Лучше отправьте туда эту старую кошку! Я ничего не делал с Эми Бенсон и Деннисом Бишопом, можете сами спросить, они расскажут! – Я не из дурдома, – терпеливо объяснил Думбльдор. – Я учитель. Если ты минутку посидишь спокойно, я расскажу тебе о «Хогварце». И если ты не захочешь там учиться, то конечно, никто тебя не заставит… – Посмотрел бы я на тех, кто попытается, – презрительно ухмыльнулся Реддль. – «Хогварц», – продолжал Думбльдор, будто не слыша последних слов мальчика, – школа для необычных детей… – Я не сумасшедший! – Я знаю, что ты не сумасшедший. «Хогварц» – школа не для сумасшедших. Это школа колдовства. Повисло молчание. Реддль замер с отсутствующим выражением на лице, но взгляд его то и дело перескакивал с одного глаза Думбльдора на другой, словно пытаясь поймать хоть один из них на вранье. – Колдовства? – шепотом повторил он. – Точно так, – подтвердил Думбльдор. – А то, что я умею… это колдовство? – А что ты умеешь? – Все что угодно, – возбужденно выдохнул Реддль. Краска, поднявшись по шее, вползла на его впалые щеки; он был словно в горячке. – Двигаю вещи, не трогая их руками. Заставляю зверей делать то, что мне надо, без всякой дрессировки. Могу сделать тем, кто меня раздражает, что-нибудь нехорошее. Если захочу, могу причинить им боль. У него задрожали ноги. Пошатнувшись, он отступил назад, снова сел на кровать и уставился на свои руки, склонив голову, будто в молитве. – Я знал, что я – другой, – прошептал он, обращаясь к своим трясущимся пальцам. – Особенный. Всегда знал: во мне что-то есть. 117 – И был прав, – сказал Думбльдор. Он больше не улыбался, но внимательно наблюдал за Реддлем. – Ты – колдун. Реддль поднял голову. Его лицо изменилось, осветившись безумным счастьем, но почему-то это не сделало его приятнее; напротив, точеные черты огрубели, в них появилось что-то звериное. – Вы тоже колдун? – Да. – Докажите, – потребовал Реддль тем же командным тоном, каким сказал: «говорите правду». Думбльдор вскинул брови. – Насколько я понимаю, ты принимаешь предложение учиться в «Хогварце»? – Конечно! – Тогда тебе следует обращаться ко мне «профессор» или «сэр». На долю секунды лицо Реддля стало еще жестче, но потом он произнес неузнаваемо вежливым голосом: – Извините, сэр. Я хотел попросить: пожалуйста, профессор, не могли бы вы показать…. Гарри был уверен, что Думбльдор откажется под предлогом, что в «Хогварце» у них будет масса времени для демонстрации колдовских умений, а на территории муглов лучше соблюдать осторожность. Но Думбльдор, к его величайшему удивлению, достал из внутреннего кармана пиджака волшебную палочку, направил в угол, на старый гардероб, и легонько взмахнул ею. Гардероб загорелся. Реддль вскочил, взвыв от ужаса и возмущения, что не удивительно: в шкафу, вероятно, хранились все его вещи. Однако стоило ему гневно повернуться к Думбльдору, как пламя исчезло. Гардероб при этом нисколько не пострадал. Реддль еще раз посмотрел на шкаф, на Думбльдора, а затем с алчным видом указал на палочку. – Где такие берут? – Всему свое время, – ответил Думбльдор. – Кажется, из твоего гардероба что-то вырывается. Действительно, изнутри доносился слабый стук. Реддль впервые за все время испугался. – Открой дверцу, – сказал Думбльдор. Реддль помешкал, затем прошел к шкафу и распахнул дверь. На верхней полке, над штангой с поношенной одеждой, стояла трясущаяся картонная коробка. В ней что-то громыхало, будто оттуда отчаянно пыталась вылезти стая мышей. – Достань, – велел Думбльдор. Реддль испуганно снял с полки попискивающую коробку. – Там находится то, что тебе не принадлежит? – спросил Думбльдор. Реддль посмотрел на Думбльдора ясным и долгим взглядом, словно что-то вычислял в уме. – Да, сэр, – ответил он наконец без всякого выражения. – Открой, – сказал Думбльдор. Реддль, не глядя на него, снял крышку и вывалил содержимое коробки на постель. Гарри, который ожидал чего-то необыкновенного, с изумлением увидел самые простые предметы: чертика на ниточке, серебряный наперсток, потускневшую губную гармошку. Оказавшись на воле, вещи мигом перестали дрожать и спокойно улеглись на одеяле. – Ты все вернешь законным владельцам и принесешь извинения, – спокойно проговорил Думбльдор, убирая палочку в карман. – Я узнаю, было ли это сделано. И предупреждаю: в «Хогварце» воровства не терпят. 118 Реддль ничуть не смутился, по-прежнему холодно, оценивающе глядя на Думбльдора, и наконец произнес бесцветным голосом: – Да, сэр. – В «Хогварце», – продолжал Думбльдор, – учат не только колдовать, но и управлять своими способностями. Ты – ненамеренно, я уверен – применил их неподобающим образом. В нашей школе это не допускается. Конечно, ты не первый и не последний, кто поддался порыву. Но ты должен знать, что за провинности из «Хогварца» могут исключить, а министерство магии – да-да, есть такое министерство – наказывает нарушителей закона еще строже. Молодым колдунам следует понимать, что, вступая в наш мир, они должны подчиняться нашим законам. – Да, сэр, – повторил Реддль. Невозможно было прочесть его мысли; он с непроницаемым лицом сложил украденное обратно в коробку, а закончив, повернулся к Думбльдору и нагло заявил: – Денег у меня нет. – Это поправимо, – ответил Думбльдор и достал из кармана кожаный кошелек. – В «Хогварце» имеется фонд для тех, кому нужна помощь для приобретения формы и учебников. Вероятно, какие-то книги заклинаний и прочее придется купить в магазине подержанных товаров, но… – А где продаются книги заклинаний? – перебил Реддль. Он взял у Думбльдора тяжелый кошелек, даже не поблагодарив, и теперь изучал толстый золотой галлеон. – На Диагон-аллее, – сказал Думбльдор. – Список необходимых вещей у меня с собой. Я могу помочь купить все это… – Вы пойдете со мной? – Реддль поднял глаза. – Конечно, если ты… – Вы мне не нужны, – заявил Реддль. – Я привык делать все сам и всегда хожу по Лондону один. Как добраться до этой вашей Диагон-аллеи… сэр? – добавил он, поймав взгляд Думбльдора. Гарри думал, Думбльдор будет настаивать на том, чтобы сопровождать Реддля, но директор опять его удивил. Он протянул Реддлю конверт со списком и, подробно объяснив, как добраться от приюта до «Дырявого котла», сказал: – Ты увидишь его, хотя муглы вокруг – то есть, не колдуны – не видят. Спросишь бармена Тома – запомнить легко, он твой тезка… Реддль раздраженно дернул плечом, словно отгоняя надоедливую муху. – Тебе не нравится имя Том? – Томов как собак нерезаных, – пробормотал мальчик и, будто не сдержавшись, против собственной воли, спросил: – А мой отец был колдун? Мне сказали, что его тоже звали Том Реддль. – Боюсь, я не в курсе, – мягко ответил Думбльдор. – Мать не могла быть колдуньей, иначе она бы не умерла, – сказал Реддль скорее сам себе, нежели Думбльдору. – Так что, наверное, он… А когда я все куплю, как мне попасть в этот «Хогварц»? – Это детально описано на втором листе пергамента в конверте, – ответил Думбльдор. – Ты отправишься туда первого сентября с вокзала Кингс-кросс. Билет тоже там, внутри. Реддль кивнул. Думбльдор встал и снова протянул ему руку. Пожимая ее, Реддль сообщил: – А я умею разговаривать со змеями! Я это выяснил, когда мы ездили на прогулки в деревню – они находят меня и шепчутся со мной. Это нормально для колдуна? Гарри понял, что Реддль молчал об этой самой странной своей особенности до последнего, рассчитывая потрясти Думбльдора. 119 – Не вполне обычно, – после минутного колебания отозвался Думбльдор, – однако не уникально. Тон его был небрежен, но глаза осторожно пробежали по лицу Реддля. Недолгое время они стояли и глядели друг на друга в упор. Затем Думбльдор отнял руку и направился к двери. – До свидания, Том. До встречи в «Хогварце». – Думаю, на сегодня достаточно, – сказал седой Думбльдор рядом с Гарри. Они невесомо пролетели сквозь тьму и, вернувшись в настоящее, приземлились в кабинете. – Сядь, – сказал Думбльдор, встав возле Гарри. Гарри повиновался, не в силах отвлечься от мыслей об увиденном. – Он поверил скорее, чем я… ну, когда вы объявили, что он колдун, – проговорил Гарри. – Я сначала Огриду не поверил. – Да, Реддль был готов узнать, что он – пользуясь его же словами – особенный, – отозвался Думбльдор. – А вы уже… знали? – спросил Гарри. – Что встретил самого страшного черного колдуна всех времен? – уточнил Думбльдор. – Нет. Я понятия не имел, кем он вырастет. Но он определенно меня заинтриговал. Я вернулся в «Хогварц», зная, что за ним надо наблюдать. Я бы следил так или иначе, ведь он был одинок и не имел друзей, но тут понял, что это необходимо не только ради его блага, но и для безопасности окружающих. – Как ты видел, он обладал удивительными для столь юного возраста способностями, а что самое интересное и знаменательное, научился ими управлять и использовал сознательно. Не случайно, как делают дети, а целенаправленно, против других людей: чтобы напугать, наказать, подчинить. Истории о задушенном кролике и мальчике с девочкой, которых он заманил в пещеру, наиболее показательны… Если захочу, могу причинить боль… – К тому же он был змееуст, – вставил Гарри. – Да, действительно; это редкая способность, предположительно характерная для черных магов, хотя, как ты знаешь, среди хороших людей тоже встречаются змееусты. Вообще-то, меня больше встревожило не умение разговаривать со змеями, но природная замкнутость, склонность к жестокости и очевидная жажда власти. – Время снова сыграло с нами шутку, – заметил Думбльдор, показывая на окна, за которыми сгустилась тьма. – Но прежде чем расстаться, хочу обратить твое внимание на некоторые подробности сцены, свидетелями которой мы стали, ибо они имеют прямое отношение к теме следующего занятия. – Во-первых, надеюсь, ты заметил реакцию Реддля на то, что кого-то другого зовут его именем, «Том»? Гарри кивнул. – Он решительно не терпел всего, что связывало его с другими людьми, делало обыкновенным. Уже тогда мечтал быть иным, особенным, знаменитым. Всего через несколько лет после того разговора он, как ты знаешь, отказался от своего имени и надел маску «лорда Вольдеморта». – Уверен, ты заметил и то, что Том Реддль с детства был в высшей степени самодостаточен, скрытен и не имел друзей? Он не хотел помощи и не нуждался в сопровождения для поездки на Диагон-аллею, предпочитая действовать в одиночку. Взрослый Вольдеморт – такой же. Многие Упивающиеся Смертью называют себя его доверенными лицами, утверждая, что только они одни близки к нему и понимают его. Это заблуждение. Друзей у лорда Вольдеморта не было и нет. Уверен, они ему просто не нужны. – И наконец – надеюсь, ты не настолько хотел спать, чтобы не заметить – юный Том Реддль обожал трофеи. Ты же видел коробку с украденными вещами. Они взяты у жертв на память о собственных особенно жестоких подвигах. Так сказать, сорочьи сувениры злодеяний. Не 120 забывай об этой черте Вольдеморта, Гарри, позднее она будет для нас очень важна… Но теперь тебе и в самом деле пора в постель. Гарри встал и пошел к двери. Вдруг его взгляд упал на маленький столик, где в прошлый раз лежало кольцо Марволо Монстера. Сейчас кольца не было. – Да, Гарри? – проговорил Думбльдор, увидев, что Гарри внезапно остановился. – Кольца нет, – сказал Гарри, озираясь. – Но я подумал, что здесь может быть губная гармошка или что-то еще. Думбльдор просиял и внимательно поглядел на него поверх очков-полумесяцев. – Молодец, Гарри. Но гармошка всегда была просто гармошкой. С этими загадочными словам и он помахал Гарри рукой, и тот понял, что аудиенция окончена.

Глава четырнадцатая Фортуна фортунатум
На следующий день первым уроком была гербология. Утром, за завтраком, Гарри, опасаясь чужих ушей, не смог рассказать Рону и Гермионе о занятии с Думбльдором, но потом, когда они шли через огород к теплицам, коротко ввел друзей в курс дела. Пронзительный ветер, не стихавший все выходные, наконец успокоился, и кругом снова висел странный туман, из-за которого дорога к теплице заняла несколько больше времени, чем обычно. В этом семестре шестиклассникам предстояло изучать свирепней. Ребята выбрали себе сучковатый пень, встали вокруг него и начали натягивать защитные перчатки. – Фу, даже думать противно: маленький Сами-Знаете-Кто, – шепотом проговорил Рон. – Но я все равно не понимаю, зачем Думбльдор тебе это показывает. То есть, оно, конечно, страшно интересно и прочее, но зачем? – Кто его знает, – ответил Гарри, вставляя зубной щит. – Он говорит, это очень важно и поможет мне выжить. – А по-моему, здорово, – серьезно сказала Гермиона. – Тебе необходимо выяснить о Вольдеморте как можно больше. Надо же знать его слабости. – Кстати, как прошел последний ужин у Дивангарда? – поинтересовался Гарри, из-за щита очень невнятно. – Знаешь, довольно хорошо, – Гермиона надела защитные очки. – Он, конечно, нудил про своих знаменитых учеников и буквально стелился перед Маклаггеном из-за его необыкновенных связей, но зато очень вкусно накормил и познакомил с Гвеног Джонс. – Гвеног Джонс? – Рон ошалело уставился на нее сквозь очки. – Та самая? Капитанша «Граальхедских гарпий»? – Совершенно верно, – кивнула Гермиона. – Правда, я лично думаю, что она слишком задается, но… – Хватит болтать! – строго прикрикнула профессор Спаржелла, которая быстрым шагом ходила между учениками. – Вы отстаете; все уже приступили к работе, а Невилль добыл первый стручок! Ребята оглянулись. Действительно, Невилль, с окровавленной губой и жуткими царапинами на щеке, сжимал в руках неприятно пульсирующий зеленый плод величиною с грейпфрут. – Все, все, профессор, приступаем! – сказал Рон, а когда Спаржелла отвернулась, тихо добавил, обращаясь к Гарри: – Надо было наложить Маффлиато. – Нет, не надо! – тут же возмутилась Гермиона. Она всегда очень бурно реагировала на упоминания о Принце-полукровке и его заклинаниях. – Ладно, все… пора начинать… Она обреченно посмотрела на мальчиков. Все трое тяжело вздохнули и решительно кинулись на сучковатый пень. 121 Тот моментально ожил; из верхушки выстрелили длинные колючие плети, похожие на ежевичные, и принялись исступленно хлестать по воздуху. Одна ветвь вцепилась в волосы Гермионы, но Рон геройски отогнал ее секатором. Гарри, изловчившись, захватил пару стеблей и связал их вместе; в сердцевине извивающихся как щупальца веток образовалось отверстие. Гермиона храбро сунула туда руку по самый локоть, но отверстие закрылось, поймав ее в ловушку. Гарри с Роном начали тянуть и ломать ветви, размыкая «челюсти», и Гермиона сумела выдернуть руку. В горсти она сжимала стручок, такой же, как у Невилля. Колючие ветви мгновенно убрались внутрь, и сучковатый пень сразу превратился в мертвый, абсолютно безобидный на вид кусок дерева. – Когда у меня будет свой сад, я такую гадость заводить не стану, – объявил Рон, резким движением сдвигая очки на лоб и вытирая потное лицо. – Дайте миску, – попросила Гермиона. Она старалась держать пульсирующий плод как можно дальше от себя и с омерзением бросила его миску, которую протянул Гарри. – Нечего нос воротить, выжимайте их, выжимайте, они лучше всего, когда свежие! – крикнула профессор Спаржелла. – В общем, – сказала Гермиона, продолжая прерванный разговор с такой невозмутимостью, словно сражения с пнем не было вовсе, – Дивангард хочет устроить рождественский вечер, и тебе, Гарри, на этот раз не отвертеться: он попросил меня выяснить, какие дни у тебя свободны, чтобы ты точно мог прийти. Гарри застонал. Рон, который пытался расколоть стручок, сжимая его обеими руками, выпрямился и, надавив изо всех сил, недовольно буркнул: – Эта вечеринка тоже для любимчиков? – Для Диван-клуба, да, – подтвердила Гермиона. Стручок выскользнул из пальцев Рона, отлетел, ударился в окно теплицы, срикошетил, попал в голову профессору Спаржелле и сбил с нее старую залатанную шляпу. Гарри пошел подобрать стручок; когда он вернулся, Гермиона говорила: – Слушай, это не я придумала название «Диван-клуб»… – «Диван-клуб», – презрительно повторил Рон с гримасой, достойной Драко Малфоя. –Просто позор какой-то. Ладно, желаю хорошо повеселиться. Может, тебе охмурить Маклаггена, тогда Дивангард назначит вас королем и королевой Диванючек… – Нам разрешили пригласить гостей, – сказала Гермиона и непонятно почему жгуче покраснела. – Я хотела позвать тебя, но раз, по-твоему, это настолько глупо, то не буду! Гарри внезапно пожалел, что стручок не улетел намного дальше: тогда сейчас он не оказался бы рядом с Роном и Гермионой. Они оба его не замечали; он схватил миску и принялся воевать со стручком, стараясь создать как можно больше шума, но, к несчастью, все равно слышал каждое слово из разговора своих друзей. – Ты хотела позвать меня? – спросил Рон совсем другим голосом. – Да, – гневно бросила Гермиона. – Но если ты больше хочешь, чтобы я охмурила Маклаггена… Повисла пауза. Гарри энергично долбил совком по тугому стручку. – Совсем не хочу, – очень тихо пробормотал Рон. Гарри, промахнувшись, попал совком по миске; она разбилась. – Репаро, – сказал он, беспорядочно тыча волшебной палочкой в осколки. Миска быстро собралась воедино. Происшествие, однако, привело в чувство Рона и Гермиону, напомнив им о присутствии Гарри. Гермиона засуетилась, схватила книгу «Плотоядные растения мира» и стала искать, как правильно выжимать сок из стручков свирепней; Рон притих, но при этом надулся от гордости. – Дай-ка сюда, Гарри, – деловито велела Гермиона, – оказывается, его надо проткнуть чем-нибудь острым… 122 Гарри передал ей миску, и она занялась стручком, а они с Роном надели очки и снова набросились на пень. Сражаясь с веткой, которая твердо вознамерилась его придушить, Гарри думал о том, что не так уж и удивлен; ему всегда казалось, что рано или поздно это случится. Но он не знал, как к этому относиться… Они с Чу стеснялись теперь даже посмотреть друг на друга, не то что заговорить; что, если Рон и Гермиона начнут встречаться, а потом расстанутся? Переживет ли такое их дружба? Помнится, в третьем классе, когда его друзья поссорились и не разговаривали, а ему пришлось наводить между ними мосты, он чувствовал себя очень неуютно… С другой стороны, что делать, если они не расстанутся и будут как Билл и Флер, а он при них – третьим лишним, изнемогающим от неловкости? – Попался! – заорал Рон, извлекая второй стручок. Гермионе как раз удалось расколоть первый, и в миске кишели бледно-зеленые семена, похожие на червячков. До конца урока о вечеринке Дивангарда они больше не говорили. Следующие несколько дней Гарри пристально наблюдал за Роном и Гермионой, но они вели себя, как обычно, разве что стали немного вежливей друг с другом. Гарри решил подождать и посмотреть, что произойдет на вечеринке у Дивангарда, под влиянием усладэля и при неярком освещении, а пока посвятил себя более насущным заботам. Кэтти Белл по-прежнему лежала в больнице и о выписке речи не было, а значит, в многообещающей гриффиндорской команде, которую Гарри пестовал с самого сентября, не хватало одного Охотника. Гарри долго тянул с заменой, надеясь на возвращение Кэтти, но в преддверии открытия сезона был вынужден признать, что в первом матче против «Слизерина» Кэтти участвовать не сможет. Гарри ужасала мысль о новых отборочных испытаниях, поэтому однажды после превращений он, с неприятным чувством, имевшим мало общего с квидишем, подошел к Дину Томасу. В классе почти никого не осталось, но под потолком все еще носились щебечущие желтые птички – создания Гермионы; остальные не сумели сотворить из воздуха хотя бы перышка. – Ты еще хочешь быть Охотником? – Что?... Да, конечно! – восторженно откликнулся Дин. За его спиной Симус Финниган с кислым видом закидывал в рюкзак учебники. Гарри знал, что Симус обидится, и предпочел бы не брать Дина, но, с другой стороны, благо команды прежде всего, а Дин на испытаниях сыграл лучше Симуса. – Отлично, тогда ты принят, – сказал Гарри. – Тренировка сегодня в семь. – Понял, – радостно кивнул Дин. – Ура, Гарри! Черт, поскорей бы рассказать Джинни! Он вылетел из класса. Гарри остался наедине с Симусом, и этот сам по себе неприятный момент еще больше испортила канарейка Гермионы, которая, пролетая над Симусом, нагадила ему на голову. Выбор замены для Кэтти огорчил не только Симуса. В общей гостиной много ворчали насчет того, что теперь в команде целых два одноклассника Гарри. Конечно, за школьные годы он успел свыкнуться с пересудами и почти не обращал на них внимания, однако понимал, что выиграть в грядущем матче просто необходимо. Если «Гриффиндор» победит, все сразу забудут, что когда-то критиковали его, и начнут уверять, будто всегда считали подобранную им команду великолепной… Ну, а в случае проигрыша, мрачно думал Гарри… он давно уже свыкся с пересудами… Вечером, наблюдая за тем, как летает Дин, как слаженно он работает вместе с Джинни и Демельзой, Гарри нисколько не жалел о своем выборе. Отбивалы, Пикс и Проустак, тоже играли лучше день ото дня. Один только Рон вызывал беспокойство. Гарри всегда знал, что Рон – игрок нестабильный, нервный и неуверенный в себе. К несчастью, приближающееся открытие сезона сильно усугубило все его страхи. Он пропустил полдюжины мячей – почти все были посланы Джинни – и играл все хаотичней, пока наконец 123 не ударил по губам подлетевшую Демельзу Робинс. Бедняжка кривыми зигзагами полетела к земле, разбрызгивая во все стороны кровь. – Я случайно, прости, Демельза, прости! – закричал Рон ей вслед. – Я просто… – Опупел от страха, – сердито закончила за него Джинни, которая приземлилась рядом с Демельзой и осматривала ее распухшую губу. – Вот болван, Рон, смотри, что наделал! – Я все исправлю, – сказал Гарри, опускаясь возле девочек, и направил волшебную палочку на губу Демельзы со словами: «Эпискей». – И вообще, Джинни, не называй Рона болваном, ты не капитан команды… – А я увидела, что тебе некогда назвать его болваном, и подумала, кто-то же должен… Гарри с трудом подавил смех. – Наверх, ребята, взлетаем… В целом, тренировка оказалась одной из худших за весь семестр, но… матч был слишком близко, и Гарри решил, что сейчас честность – не самая лучшая политика. – Спасибо, все хорошо поработали, мы обязательно размажем «Слизерин», – утешающе сказал он, и Охотники с Отбивалами ушли из раздевалки довольные. – Я летал, как мешок драконьего навоза, – бесцветно произнес Рон, как только за Джинни захлопнулась дверь. – Ничего подобного, – твердо возразил Гарри. – Ты лучший Охранник из всех, кто у меня пробовался, Рон. Просто ты очень нервный. Всю дорогу до замка он всячески утешал Рона, и когда они поднялись на второй этаж, Рон значительно повеселел. Гарри отвел в сторону гобелен, чтобы, как всегда, пройти в гриффиндорскую башню коротким путем – и наткнулся на Дина и Джинни. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и целовались с таким ожесточением, что, казалось, склеились ртами. В груди Гарри сразу выросло громадное чудовище и принялось рвать когтями его внутренности; в голову хлынула жаркая кровь, уничтожив все мысли, кроме одной –навести на Дина порчу, превратить его в слизняка! Справившись с этим неожиданным помешательством, Гарри словно издалека услышал окрик Рона: – Эй! Дин и Джинни оторвались друг от друга; оглянулись. – Что тебе? – спросила Джинни. – Я не желаю, чтобы моя сестра целовалась в общественном месте! – Это место было очень уединенным, пока ты не вперся! – парировала Джинни. Дин явно смутился. Он криво улыбнулся Гарри, но тот не смог улыбнуться в ответ; новоявленное чудовище грозно ревело, требуя немедленно выкинуть Дина из команды. – Э-э… пойдем, Джинни, – сказал Дин, – вернемся в общую гостиную. – Ты иди! – скомандовала Джинни. – А я скажу пару ласковых моему дорогому братцу! Дин ушел. По его виду было ясно, что он рад исчезнуть. – Значит, так, – сказала Джинни. Она отбросила с лица длинные рыжие волосы и свирепо воззрилась на Рона. – Давай раз и навсегда договоримся. Тебя не касается, с кем я встречаюсь и что делаю… – Еще как касается! – не менее гневно перебил Рон. – Думаешь, я хочу, чтобы мою сестру называли… – Как? – крикнула Джинни, выхватывая палочку. – Как, конкретно? – Он ничего не имел в виду, Джинни, – автоматически сказал Гарри, хотя рычащее чудище всецело поддерживало Рона. 124 – Очень даже имел! – Джинни ожгла Гарри возмущенным взглядом. – Сам в жизни ни с кем не целовался, разве что с тетей Мюриель, и поэтому… – Заткнись! – взревел Рон, стремительно багровея. – Не заткнусь! – завопила Джинни, вне себя от ярости. – Что я, не видела, как ты цепенеешь перед Хлоркой, ждешь, что она тебя поцелует в щечку? Не стыдно? Пошел бы сам и научился целоваться, может, и не страдал бы так сильно, что остальные давно это умеют! Рон тоже схватился за волшебную палочку; Гарри поспешно встал между ними и, растопырив руки, загородил Джинни собой. – Сама не знаешь, что плетешь! – загрохотал Рон, пытаясь обогнуть Гарри и зачаровать сестру. – Если я не делаю этого на людях… Джинни уничижительно расхохоталась; она тоже старалась отпихнуть Гарри. – А-а, так ты целовался со Свинринстелем? Или хранишь под подушкой фото тетушки Мюриель? – Ах, ты… Оранжевый луч пролетел под левой рукой Гарри и чуть не попал в Джинни; Гарри оттолкнул Рона и прижал его к стене. – Не дури… – Гарри целовался с Чу Чэнг! – кричала Джинни. В ее голосе зазвучали слезы. – А Гермиона – с Виктором Крумом! Один ты, Рон, ведешь себя так, будто это что-то отвратительное, а все потому, что опыта у тебя, как у двухлетнего ребенка! С этими словами она убежала. Гарри сразу отпустил Рона; лицо у того было просто убийственное. Так они стояли, тяжело дыша, пока из-за угла не появилась миссис Норрис, кошка Филча. – Пошли, – сказал Гарри, заслышав шарканье Филча. Они быстро поднялись по лестнице и пошли по коридору седьмого этажа. – Эй, прочь с дороги! – рявкнул Рон. Маленькая девочка в страхе отпрыгнула и уронила бутылочку жабьей икры. Гарри почти не заметил звона разбитого стекла; он ничего не понимал, голова кружилась; так, должно быть, чувствуют себя люди, которых ударило молнией. «Это потому, что она сестра Рона», – твердил он себе. – «Мне не понравилось, что она целуется с Дином, потому что она сестра Рона»… Но перед глазами возник непрошенный образ: тот же пустынный коридор, но с Джинни целуется он сам, а не Дин… Чудовище в груди довольно заурчало… Вдруг гобелен распахнулся; Рон, нацелив на него палочку, принялся кричать… «предатель»… «друг называется»… – Как ты думаешь, Гермиона правда целовалась с Крумом? – внезапно спросил Рон на подходе к Толстой тете. Гарри виновато вздрогнул и заставил себя не думать о коридоре, куда не врывался никакой Рон и где они с Джинни были совершенно одни… – Что? – непонимающе пробормотал он. – А-а… э-м… Честно было бы ответить «да», но ему не хотелось этого делать. Впрочем, по его лицу Рон и так все понял. – Симплокарпус, – мрачно буркнул он, обращаясь к Толстой тете. Они пролезли в дыру за портретом и попали в общую гостиную. О Джинни с Гермионой они больше не вспоминали и вообще мало разговаривали и легли спать в молчании – каждый со своими мыслями. Гарри долго лежал, глядя вверх на полог кровати и убеждая себя, что испытывает к Джинни исключительно братские чувства. Они целое лето жили рядом, как брат с сестрой – ведь так? – играли в квидиш, дразнили Рона, потешались над Биллом и Хлоркой… Он знает Джинни 125 очень давно… естественно, ему хочется ее защищать… опекать… оторвать Дину руки и ноги за то, что он целовался с ней… нет… уж этот братский порыв надо сдерживать… Рон оглушительно всхрапнул. Она сестра Рона, твердо сказал себе Гарри. Сестра Рона. Запретная территория. Нельзя рисковать дружбой. Гарри ткнул кулаком подушку и стал ждать, когда придет сон, тщательно избегая мыслей о Джинни. После бесконечных снов о Роне, который гонялся за ним с квидишной битой, Гарри проснулся с тяжелой головой, но к полудню понял, что предпочел бы Рона из сна настоящему – тот не только демонстративно презирал Джинни и Дина, но и всячески третировал Гермиону жестоким, холодным равнодушием. Казалось, за ночь Рон превратился во взрывастого дракла и готов уничтожить всех и каждого на своем пути. Гарри целый день пытался сохранить мир между Роном и Гермионой, но ему ничего не удалось: Гермиона ушла спать разобиженная, а Рон, прежде чем удалиться в спальню, страшно отругал каких-то несчастных первоклашек за то, что они осмелились на него смотреть. К полному смятению Гарри, со временем агрессия Рона не утихла. Он стал хуже играть, отчего озлобился еще больше, и на последней тренировке перед субботним матчем не смог взять ни одного мяча, но так на всех орал, что довел до слез Демельзу Робинс. – Заткнись и оставь ее в покое! – прикрикнул на него Пикс, который по росту составлял примерно две трети Рона, но зато держал в руках очень тяжелую биту. – ХВАТИТ! – взревел Гарри. Он поймал яростный взгляд, который Джинни бросила на Рона, вспомнил, что она мастерица накладывать нетопыристое заклятие, и решил вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля. – Пикс, иди убери Нападал. Демельза, успокойся, ты сегодня отлично играла. Рон… – Гарри дождался, пока другие отойдут, и продолжил: – ты мой лучший друг, но если будешь продолжать в том же духе, я тебя выгоню. На миг ему показалось, будто Рон хочет его ударить, но потом случилось кое-что похуже: Рон обвис на метле, вся его воинственность куда-то улетучилась, и он пролепетал: – Я сам уйду. Я – размазня. – Ничего ты не размазня и никуда не уйдешь! – грозно воскликнул Гарри и схватил Рона за грудки. – Когда ты в форме, то берешь любой мяч, твои проблемы – чисто психические! – То есть, я – псих? – Да! Пару мгновений они сверлили друг друга глазами, затем Рон устало помотал головой. – Я знаю, что у тебя нет времени искать нового Охранника, и завтра буду играть, но если мы проиграем – а мы проиграем – я ухожу. Никакие уговоры не подействовали. За ужином Гарри так и сяк пытался ободрить Рона, но тот слишком усердно дулся на Гермиону и ничего другого не замечал. Вечером в общей гостиной Гарри продолжал гнуть свою линию, настойчиво уверяя друга, что после его ухода вся команда умрет от огорчения; к несчастью, его словам несколько противоречил вид самой команды – они тесной кучкой сидели в дальнем углу, шептались и бросали на Рона явно неприязненные взгляды. Под конец Гарри накричал на Рона в надежде, что тот разозлится и это укрепит его боевой дух, но ничего подобного не произошло; Рон отправился спать подавленный и несчастный. Гарри долго лежал в темноте без сна. Он не хотел проиграть предстоящий матч, первый, в котором выступал как капитан, и к тому же решительно настроился утереть нос Малфою – пусть даже подозрения насчет него не доказаны. Но если Рон будет играть, как на последних тренировках, то шансы победить, мягко говоря, невелики… Если бы как-то заставить Рона собраться… играть на пике возможностей… сделать так, чтобы у него был поистине удачный день… Ответ пришел внезапно, как счастливое озарение. 126 Наутро в Большом зале, как всегда перед матчем, царило всеобщее возбуждение; слизеринцы шипели и громко кричали «бу-у» всем членам команды «Гриффиндора», едва те появлялись в дверях. Гарри поднял глаза к потолку и увидел ясное голубое небо: хорошее предзнаменование. Гриффиндорский стол, сплошь красно-золотой, завидев Гарри и Рона, ликующе заревел. Гарри улыбнулся, помахал рукой; Рон, слабо скривив губы, помотал головой. – Веселей, Рон! – крикнула Лаванда. – Ты – лучше всех! Рон даже не взглянул на нее. – Чай? – спросил его Гарри. – Кофе? Тыквенный сок? – Все равно, – трагически бросил Рон и тоскливо куснул тост. Спустя пару минут позади них остановилась Гермиона. Ей так надоело дурное поведение Рона, что она теперь ходила на завтрак одна. – Как дела? – осторожно спросила она, глядя в затылок Рону. – Отлично, – сказал Гарри, который в это время передавал Рону тыквенный сок. – Держи-ка. Пей. Рон поднес стакан к губам, но Гермиона вдруг вскрикнула: – Не пей! Мальчики обернулись к ней. – С чего это? – буркнул Рон. Гермиона неверяще смотрела на Гарри. – Ты туда что-то подлил. – Прошу прощения? – холодно произнес Гарри. – Ты меня понял. Я все видела. Ты подбросил что-то Рону в сок. У тебя в руках пузырек! – Не знаю, о чем ты, – Гарри поспешно спрятал в карман маленькую бутылочку. – Рон, я тебя предупреждаю: не пей! – встревоженно повторила Гермиона, но Рон схватил стакан, мигом осушил его и сказал: – Нечего мной командовать, Гермиона. Та просто вскипела от возмущения и, низко наклонившись к Гарри, прошипела: – За это тебя следует исключить. Никогда бы не поверила, что ты на такое способен! – Кто бы говорил, – шепотом ответил он. – Сама-то давно никого не заморачивала? Гермиона стремительно отошла на другой конец стола. Гарри без сожаления смотрел ей вслед: она никогда не понимала всей серьезности квидиша. Потом он повернулся к Рону, который облизывал губы, и бодро провозгласил: – Пора. Они отправились на стадион. Заиндевевшая трава громко хрустела под ногами. – Повезло с погодой, да? – обратился Гарри к Рону. – Да, – вяло отозвался Рон. Он был бледен и выглядел совершенно больным. В раздевалке сидели Джинни и Демельза; они уже надели квидишную форму. – Условия просто идеальные, – сказала Джинни, не замечая страданий Рона. – И знаете что? Слизеринского Охотника, Вейзи, вчера на тренировке треснуло по голове мячом, и сегодня он не может играть! А есть новость еще лучше: Малфой тоже заболел! – Что? – Гарри резко повернулся к ней. – Заболел? Чем? – Понятия не имею, но для нас это настоящее счастье, – радостно отозвалась Джинни. – Вместо него поставили Харпера; он в моей параллели – клинический идиот. Гарри неопределенно улыбнулся в ответ, но, переодеваясь в малиновую робу, думал совсем не о квидише. Однажды Малфой отказался играть из-за травмы, но при этом приложил все 127 силы, чтобы матч перенесли на более удобное для «Слизерина» время. А теперь спокойно согласился на замену. Почему? Он действительно болен или притворяется? – Странно, да? – шепнул он Рону. – То, что Малфой не играет. – Я бы сказал: «удачно», – Рон немного оживился. – И Вейзи нет, он же у них лучший бомбардир, мне совершенно не улыбалось… Эй! – Он застыл, не надев до конца перчатки, и уставился на Гарри. – Что? – Я… ты… – Рон понизил голос; вид у него был испуганный, но глаза горели. – Мой тыквенный сок… ты не…? Гарри поднял брови, но не сказал ничего, кроме: – Через пять минут начало, надевай-ка лучше ботинки. Они вышли на поле. Отовсюду неслись оглушительные приветствия и издевательские выкрики. Один конец стадиона был малиново-золотой; другой выглядел как океан зелени и серебра. Симпатии хуффльпуффцев и равенкловцев тоже разделились. Среди воплей и рукоплесканий Гарри отчетливо различал далекий рев знаменитой шляпы со львом Луны Лавгуд. Гарри подошел к судье мадам Самогони, которая стояла, готовясь выпустить мячи из корзины. – Капитаны, обменяйтесь рукопожатием, – велела она, и пальцы Гарри тут же захрустели в ладони нового капитана слизеринцев Уркухарта. – Седлайте метлы. По свистку… три… два… один… Прозвучал свисток. Гарри и остальные с силой оттолкнулись от мерзлой земли и взлетели. Гарри парил над периметром поля, выискивая взглядом Проныру и одновременно присматривая за Харпером, который носился зигзагами чуть ниже. Над стадионом непривычно зазвучал голос нового комментатора: – Итак, они в воздухе! Наверное, все, как и я, удивляются странному составу команды Поттера. Учитывая сомнительное выступление Рональда Уэсли в прошлом году, многие были уверены, что в команде его не оставят, но разумеется, благодаря тесным связям с капитаном… Слизеринский конец трибун разразился издевательским хохотом и аплодисментами. Гарри, выгнув шею чуть вбок, посмотрел из-за метлы на комментаторскую площадку. Там стоял высокий и тощий курносый блондин с волшебным мегафоном, когда-то принадлежавшим Ли Джордану; Гарри узнал Заккерайеса Смита, игрока хуффльпуффцев, весьма неприятного типа. – А вот и первая голевая ситуация, Уркухарт стремительно летит вниз и… У Гарри подвело живот. – …Уэсли отбивает мяч, что ж, думаю, всем когда-то везет… – Правильно думаешь, Смит, – пробормотал Гарри. Он улыбнулся сам себе и ринулся вниз, в гущу Охотников, неусыпно следя, не мелькнет ли где золотой лучик. Через полчаса «Гриффиндор» лидировал со счетом шестьдесят – ноль. Рон взял несколько очень трудных мячей, часть из них – буквально кончиками перчаток; Джинни забила четыре из шести гриффиндорских голов. После этого Заккерайес перестал громогласно сокрушаться о том, что целых два Уэсли проникли в команду исключительно благодаря личным симпатиям Гарри, но зато прицепился к Пиксу и Проустаку. – Конечно, физически Проустак не дотягивает до нормального Отбивалы, – высокомерно тянул Заккерайес, – обычно у них лучше развита мускулатура… – Залепи ему Нападалой! – крикнул Гарри пролетающему мимо Проустаку, но тот, широко ухмыляясь, запустил мяч в Харпера, который как раз летел навстречу. Гарри с радостью услышал глухой удар, означавший, что Нападала попал в цель. 128 Казалось, в этом матче «Гриффиндор» просто обречен на успех. Они забивали гол за голом, снова и снова, снова и снова, в то время как на другом конце поля Рон с неподражаемой легкостью ловил мячи противника. Теперь он вовсю улыбался, а когда публика в ответ на особенно впечатляющий маневр грянула ширящимся хором старый хит «Уэсли – наш король», Рон сверху изобразил дирижера. – Кажется, он считает себя героем? – сказал чей-то презрительный голос. Гарри чуть не упал с метлы – в него намеренно, со всей силы врезался Харпер. – Твой приятель- предатель… Мадам Самогони в тот момент стояла к ним спиной. Гриффиндорские болельщики возмущенно заорали, и она повернулась узнать, в чем дело, но Харпер уже умчался. Гарри, с ноющим от боли плечом, кинулся вдогонку, чтобы отомстить… – Похоже, Харпер из команды «Слизерина» заметил Проныру! – крикнул в мегафон Заккерайес Смит. – Да, точно! А Поттер и не заметил! Смит – идиот, подумал Гарри, разве он не видел, что они столкнулись? Но в следующий миг его сердце оборвалось и провалилось куда-то в тартарары – Смит оказался прав. Харпер летел вверх не просто так; он увидел то, что Гарри проглядел: быстрокрылого Проныру, четко выделяющегося на фоне ясного голубого неба. Гарри прибавил скорость; ветер, свистевший в ушах, заглушал и комментарии Смита, и крики толпы. Но Харпер все еще был впереди, а у «Гриффиндора» – преимущество всего лишь в сто баллов; если Харпер окажется первым, «Гриффиндор» проиграет… Харпер протянул руку к золотому мячику… – Эй, Харпер! – в отчаянье крикнул Гарри. – Сколько Малфой заплатил тебе, чтобы ты сыграл вместо него? Он не знал, что заставило его так сказать, но Харпер замешкался, неловко цапнул Проныру и выпустил его из пальцев. Мячик полетел дальше. Гарри бросился и схватил крохотный, трепещущий комок. – ЕСТЬ! – заорал он, развернулся и быстро полетел на землю, держа Проныру высоко над головой. Спустя несколько мгновений публика осознала случившееся, и над стадионом поднялся громкий рев, почти заглушивший финальный свисток. – Джинни, ты куда? – крикнул Гарри. Вся команда бросилась его обнимать, но Джинни промчалась мимо и с чудовищным грохотом врезалась в комментаторскую площадку. Толпа завизжала, захохотала. Гриффиндорские игроки приземлились у обломков, под которыми слабо шевелился Заккерайес Смит; Гарри услышал, как Джинни радостно говорит недовольной Макгонаголл: – Забыла затормозить, профессор, извините. Гарри, смеясь, высвободился из объятий и обвил рукой плечи Джинни, но сразу же отпустил и, избегая встречаться с ней взглядом, хлопнул по спине ликующего Рона. Гриффиндорцы забыли все распри и ушли с поля, держась за руки. Они победно потрясали кулаками и махали своим болельщикам. В раздевалке царила праздничная атмосфера. – Симус сказал, сейчас будем праздновать в общей гостиной! – в полной эйфории вопил Дин. – Пошли скорей, Джинни, Демельза! Рон и Гарри остались в раздевалке вдвоем. Они уже хотели идти, когда на пороге появилась Гермиона. Она вертела в руках гриффиндорский шарф; вид у нее был расстроенный, но решительный. – Гарри, я хочу с тобой поговорить. – Она набрала побольше воздуха. – Ты не должен был так поступать. Ты же слышал, что сказал Дивангард: это незаконно. – И что ты собираешься делать, выдашь нас? – негодующе спросил Рон. – О чем это вы? – Гарри отвернулся, чтобы повесить форму и одновременно скрыть улыбку. – Сам прекрасно знаешь! – пронзительно выкрикнула Гермиона. – За завтраком ты подсыпал Рону зелье удачи! Фортуну фортунатум! 129 – Ничего я не подсыпал, – сказал Гарри и повернулся к ним лицом. – Еще как подсыпал, потому все и прошло хорошо, слизеринцы заболели и Рон взял все голы! – Я ничего никуда не подсыпал! – Гарри улыбнулся уже открыто. Он сунул руку в карман куртки и вытащил крохотную бутылочку, которую Гермиона видела у него в руках утром. Бутылочка была доверху наполнена золотистой жидкостью, а пробка плотно запечатана воском. – Я хотел, чтобы Рон так подумал, вот и притворился у тебя на глазах. – Он посмотрел на Рона. – Ты взял все мячи, потому что был уверен, что тебе сопутствует удача. Но ты сделал все сам. Он опять спрятал зелье. – В соке ничего не было? – поразился Рон. – Но… хорошая погода… и Вейзи не смог играть… Мне правда ничего не подсыпали? Гарри помотал головой. Рон изумленно посмотрел на него, а затем круто повернулся к Гермионе и сказал, передразнивая ее: – За завтраком ты подсыпал Рону зелье удачи и поэтому он взял все голы! Съела, Гермиона? Я могу брать мячи без посторонней помощи! – Я никогда не говорила, что не можешь… Рон, ты тоже думал, что тебе подсыпали зелье! Но Рон уже вскинул метлу на плечо и прошел мимо Гермионы к двери. – Э-м-м, – во внезапно наступившей тишине промычал Гарри; он не ожидал, что все так странно обернется, – тогда… пойдем наверх, праздновать? – Идите! – воскликнула Гермиона, моргая, чтобы прогнать подступившие слезы. – А я ужасно устала от Рона! Не понимаю, в чем я еще провинилась… И она тоже вылетела из раздевалки. Гарри медленно побрел к замку, пробираясь сквозь толпу болельщиков. Многие выкрикивали поздравления, но он чувствовал себя обманутым; ведь ему казалось, что если Рон выиграет, то они с Гермионой сразу помирятся… Гарри не понимал, как – за давностью преступления – объяснить Гермионе, что она виновата лишь в том, что целовалась с Виктором Крумом. На празднике в честь победы, который, когда появился Гарри, шел полным ходом, Гермионы не было. Гарри встретили радостными криками и рукоплесканиями, его окружили и принялись поздравлять. Он долго не мог отделаться от братьев Криви, желавших услышать поминутный отчет о матче, и от девочек, усиленно трепетавших ресницами и смеявшихся над самыми скучными его репликами, поэтому далеко не сразу начал искать Рона. Наконец, он вырвался от Ромильды Вейн, которая недвусмысленно намекала, что мечтает пойти с ним на рождественский вечер к Дивангарду, и, пробравшись к столику с напитками, столкнулся с Джинни. На плече у сидел нее пигмейский пуфка Арнольд, а у ног с надеждой мяукал Косолапсус. – Ищешь Рона? – усмехнулась Джинни. – Вон он, противный лицемер. Гарри поглядел в угол, куда она указывала. Там, на виду у всех, стоял Рон и так крепко обнимал Лаванду Браун, что было невозможно понять, где чьи руки. – Такое впечатление, что он хочет съесть ее губы, правда? – бесстрастно спросила Джинни. – Но надеюсь, со временем отработает технику… Отлично сыграли, Гарри. Она похлопала его по руке – у Гарри внутри все оборвалось – и пошла за усладэлем. Косолапсус потрусил за ней, не сводя желтых глаз с Арнольда. Гарри отвернулся от Рона, который явно не собирался в ближайшее время выныривать на поверхность, и с неприятным чувством заметил в закрывающемся отверстии за портретом пушистую каштановую гриву. Он бросился к выходу, в очередной раз увернувшись от Ромильды Вейн, и оттолкнул портрет. В коридоре было пусто. – Гермиона? 130 Он нашел ее в первом же незапертом кабинете. Она сидела на учительском столе, одна, если не считать стайки желтых птичек, с громким щебетанием выписывавших круги у нее над головой. Гермиона, очевидно, создала их прямо из воздуха. Гарри не мог не восхититься, что даже в столь трудную для себя минуту она способна творить такие изумительные вещи. – А, Гарри, привет, – сказала она надтреснутым голосом. – Вот, решила поупражняться. – Да… э-э… здорово… – пробормотал Гарри. Он не знал, что сказать, и только смутно надеялся, что она все-таки не видела Рона, а ушла из общей гостиной, спасаясь от шума. Но Гермиона неестественно тонко произнесла: – Рон, похоже, веселится вовсю. – Да? – деланно удивился Гарри. – Не притворяйся, что не заметил, – сказала Гермиона. – Он, в общем-то, не скрывается… Дверь распахнулась, и, к ужасу Гарри, в комнату вошел Рон; он, смеясь, тащил за руку Лаванду. При виде Гарри и Гермионы он охнул и застыл на месте. – Ой! – вскрикнула Лаванда, захихикала и, пятясь, вышла из класса. Дверь захлопнулась. Повисло тягостное молчание. Гермиона смотрела прямо на Рона. Тот, упорно не поднимая глаз, с неловкой бравадой выпалил: – Гарри! А я думаю, куда ты делся? Гермиона соскользнула со стола. Стайка золотых птичек по-прежнему вилась у нее над головой – вместе они напоминали оперенную модель солнечной системы. – Не заставляй Лаванду ждать, – тихо проговорила она. – Она будет переживать, что ты пропал. Гермиона медленно и очень прямо пошла к двери. Гарри поглядел на Рона. Тот явно радовался, что не случилось ничего похуже. – Оппуньо! – раздался вдруг крик от двери. Гарри круто обернулся и увидел, что Гермиона с безумным лицом направила палочку на Рона, и к нему, как град из золотых пуль, понеслась стайка птичек. Рон взвизгнул и закрыл лицо руками, но птицы безжалостно атаковали его; они клевали и раздирали когтями все, до чего могли добраться. – Пошли на фиг! – верещал Рон. Гермиона с мстительной яростью поглядела на него в последний раз, с силой распахнула дверь и исчезла, но, прежде чем дверь захлопнулась, до Гарри донеслись рыдания.

Глава пятнадцатая Нерушимая клятва
За обледеневшими окнами снова кружился снег; быстро приближалось Рождество. Огрид уже принес положенные двенадцать елей для Большого зала; перила лестниц были увиты гирляндами из мишуры и остролиста; под шлемами рыцарских доспехов светились вечногорящие свечи, а по стенам коридоров через равные интервалы висели огромные венки омелы. Под ними стайками собирались девочки; они поджидали Гарри, создавая заторы; к счастью, он, благодаря частым ночным путешествиям, прекрасно знал все секретные ходы-выходы и мог без труда пройти к любому кабинету, минуя венки. Рон еще недавно завидовал бы и ревновал, а теперь просто хохотал до упаду. Гарри безусловно предпочитал нового, веселого, Рона хмурому и агрессивному, но за это пришлось дорого заплатить: во-первых, терпеть почти постоянное присутствие Лаванды – которая считала время, когда не целовалась с Роном, потраченным напрасно, – а во-вторых, смириться с положением друга двух заклятых врагов. На руках Рона еще не зажили царапины от птичьих коготков; он был обижен и считал себя пострадавшей стороной. 131 – Ей не на что жаловаться, – сказал он Гарри. – Она целовалась с Крумом. И вдруг обнаружила, что со мной тоже кто-то хочет целоваться! У нас, между прочим, свободная страна. Я ничего плохого не делаю. Гарри не ответил, притворившись, будто полностью погружен в чтение книги, которую требовалось проштудировать к завтрашним заклинаниям («Квинтэссенция: поиск»). Он твердо решил сохранить отношения и с Роном, и с Гермионой, но в результате почти все время проводил с плотно сомкнутым ртом. – Я ей ничего не обещал, – бубнил Рон. – То есть, я, конечно, собирался пойти с ней на вечер к Дивангарду, но она же не говорила… просто по-дружески… я свободный человек… Гарри перевернул страницу «Квинтэссенции», чувствуя на себе взгляд Рона, речь которого постепенно превратилась в невнятное бормотание, едва различимое за громким потрескиванием огня в камине; впрочем, Гарри, кажется, уловил слова «Крум» и «сама виновата». С Гермионой, из-за ее очень плотного расписания, можно было нормально поговорить только вечером, когда Рон в любом случае прилипал к Лаванде и переставал замечать Гарри. Гермиона не желала находиться в общей гостиной одновременно с Роном, поэтому Гарри, как правило, приходил к ней в библиотеку, где все разговоры велись шепотом. – Он имеет полное право целоваться с кем угодно, – заявила Гермиона. Мадам Щипц, библиотекарша, неслышно вышагивала сзади за полками. – Меня это ни капельки не волнует. Она занесла перо над своей работой и с такой силой поставила точку, что проткнула дырку в пергаменте. Гарри промолчал. Он всерьез опасался, что у него скоро пропадет голос – за ненадобностью. Он ниже склонился над «Высшим зельеделием» и продолжил конспектировать инструкции по изготовлению вечнодействующих эликсиров, изредка останавливаясь, чтобы разобрать примечания Принца к тексту Возлиянуса Сенны. – Да, кстати, – сказала Гермиона чуть погодя, – будь осторожнее. – В последний раз говорю, – сипло зашептал Гарри; после сорока пяти минут молчания он немного охрип, – я не собираюсь отдавать свой учебник! От Принца-полукровки я узнал больше, чем от Злея и Дивангарда за… – Я не о твоем самозванном Принце, – Гермиона посмотрела на злополучный учебник с такой неприязнью, словно он ее чем-то оскорбил, – а совсем о другом. Перед библиотекой я зашла в туалет. Там было человек шесть девочек – в том числе Ромильда Вейн, – и они решали, как бы подсунуть тебе любовный напиток. Они дружно мечтают попасть на вечер к Дивангарду и, похоже, накупили у Фреда с Джорджем приворотного зелья, которое, боюсь, действует… – Что же ты его не конфисковала? – негодующе спросил Гарри. Немыслимо, чтобы маниакальная страсть Гермионы к соблюдению правил вдруг пропала в самый критический момент! – Они же не берут его с собой в туалет, – обиженно ответила Гермиона. – Просто обсуждали тактику. А поскольку вряд ли даже Принц-полукровка, – она еще раз враждебно поглядела на учебник, – знает противоядие сразу к десятку любовных зелий, то я бы на твоем месте уже пригласила кого-нибудь, чтобы отсечь остальных. Вечеринка завтра – они готовы на крайности. – Но мне не хочется никого приглашать, – пробормотал Гарри. Он по-прежнему старался не думать о Джинни, но она упорно проникала в его сны, да так, что оставалось лишь благодарить судьбу за неспособность Рона к легалименции. – В общем, у Ромильды вид решительный, так что следи за тем, что пьешь, – мрачно завершила Гермиона. Она продвинула вперед длинный пергаментный свиток с работой по арифмантике и застрочила дальше. Гарри следил за ней, витая мыслями где-то далеко. – Подожди-ка, – медленно проговорил он. – Ведь Филч ввел запрет на товары из «Удивительных ультрафокусов Уэсли»? 132 – С каких пор у нас обращают внимание на запреты Филча? – отозвалась Гермиона, не переставая писать. – Но говорили, что всех сов обыскивают? Как же этим девочкам удалось протащить в школу любовное зелье? – Фред и Джордж рассылают их под видом духов и микстуры от кашля, – объяснила Гермиона. – У них это входит в услуги. – Ты прямо эксперт. Гермиона посмотрела на него примерно так же, как на «Высшее зельеделие» Принца-полукровки. – Это было написано на бутылочках, которые они показывали нам с Джинни летом, – холодно сказала она. – Я, знаешь ли, ничего никому не подсыпаю… и не притворяюсь, будто подсыпала, что, по-моему, не лучше… – Ладно, ладно, забудем, – быстро перебил Гарри. – Важно другое: Филча обдурили, так? Зелье попало в школу под видом чего-то другого! Почему же тогда Малфою не протащить ожерелье…? – Гарри… не начинай… – Нет, ты скажи, почему? – потребовал Гарри. – Потому, – вздохнула Гермиона. – Сенсоры секретности распознают порчу, проклятия и скрытные чары. Они используются против черной магии, для обнаружения заговоренных предметов. Мощную порчу, такую, как на ожерелье, они распознали бы в пять секунд. Но то, что просто перелили в другую бутылку… А потом, любовные зелья не опасны и не имеют отношения к черной магии… – Тебе легко говорить, – буркнул Гарри, вспомнив Ромильду Вейн. – …и понять, что это не микстура, мог только Филч, а он не очень хороший колдун и вряд ли отличит одно зелье от… Гермиона вдруг замолчала; Гарри тоже услышал шорох. Кто-то подкрадывался к ним сзади из темноты, вдоль книжных стеллажей. Они замерли. Через мгновение из-за полки появилась хищная физиономия мадам Щипц; в руках она несла лампу, которая весьма нелестно освещала ее впалые щеки и длинный крючковатый нос. – Библиотека закрывается, – объявила она. – Будьте добры положить все, что взяли, на… Что ты сделал с книжкой, чудовище? – Это не библиотечная, это моя! – выкрикнул Гарри и вцепился в «Высшее зельеделие», на которое уже легла когтистая рука мадам Щипц. – Позор! – зашипела она. – Святотатство! Осквернение! – Подумаешь, кто-то что-то написал! – возразил Гарри, пытаясь вырвать книгу. У мадам Щипц сделался такой вид, словно ее сейчас хватит удар; Гермиона спешно похватала свои вещи, вцепилась Гарри в руку и поволокла его к выходу. – Будешь так себя вести, она запретит тебе доступ в библиотеку. Зачем только ты приволок эту глупую книгу? – Знаешь, Гермиона, если она псих ненормальный, я не виноват. Или, может, она слышала, что ты говорила про Филча? Я всегда подозревал, что между ними что-то есть… – О-о, ха-ха… Гарри и Гермиона, радуясь, что снова могут разговаривать нормально, прошли по пустынным, освещенным лампами коридорам и вернулись в общую гостиную, при этом всю дорогу спорили о существовании тайного романа между Филчем и мадам Щипц. – Ерунда, – сказал Гарри, обращаясь к Толстой тете. Это был новый, праздничный, пароль. – И вам того же, – с плутоватой улыбкой ответила Толстая тетя и качнулась вперед, пропуская их. 133 – Привет, Гарри! – крикнула Ромильда Вейн, едва он вскарабкался в дыру за портретом. – Хочешь ледниколы? Гермиона, оглянувшись через плечо, посмотрела на Гарри: дескать, что я говорила? – Нет, спасибо, – не раздумывая отказался Гарри. – Мне не очень нравится. – Тогда возьми вот это, – Ромильда сунула ему в руки коробку. – Шоколадные котлокексы с огневиски. Мне бабушка прислала, а я не люблю. – А… да… большое спасибо, – пробормотал Гарри, не придумав, что бы еще сказать. – Э-э… мы тут как раз шли… Он поспешил за Гермионой, и его жалкий лепет постепенно замер. – Говорила же, – недовольно бросила Гермиона, – чем скорее кого-нибудь пригласишь, тем быстрей от тебя отстанут и ты сможешь… Вдруг у нее сделалось безразличное лицо: она увидела Рона и Лаванду, которые, тесно сплетясь, сидели в одном кресле. – Спокойной ночи, Гарри, – отрывисто произнесла Гермиона и, не сказав больше ни слова, удалилась, хотя было только семь часов вечера. Гарри пошел спать, утешая себя, что осталось пережить всего один день занятий и вечер у Дивангарда, а потом они с Роном уедут в Пристанище. Очевидно, что до начала каникул Рон и Гермиона не помирятся, но, возможно, за время разлуки они как-нибудь успокоятся, подумают о своем поведении… Впрочем, надежда на это была не слишком велика, а назавтра, после того, как Гарри пережил урок превращений с ними обоими, стала еще меньше. Класс только что начал проходить невероятно сложную тему – человеческие метаморфозы; ребята, работая перед зеркалами, должны были изменить цвет собственных бровей. Первая попытка Рона оказалась катастрофической: он непостижимым образом отрастил себе великолепные, лихо закрученные усы. Гермиона недобро посмеялась над ним. Рон не замедлил отомстить, жестоко, но очень точно изобразив, как Гермиона подпрыгивает на стуле при каждом вопросе профессора Макгонаголл. Лаванда и Парватти нашли это страшно смешным, а Гермиона насилу сдержала слезы и сразу после колокола выбежала из класса, забыв половину вещей. Гарри рассудил, что сейчас она больше нуждается в сочувствии, чем Рон, схватил ее книжки и поспешил следом. Он обнаружил ее этажом ниже, на выходе из туалета. С ней была Луна Лавгуд, которая неловко постукивала ее по спине. – Гарри, привет, – поздоровалась Луна. – Ты знаешь, что у тебя одна бровь ярко-желтая? – Привет, Луна. Гермиона, ты забыла… Он протянул ей книжки. – Ах, да, – сдавленным голосом ответила Гермиона, забирая учебники и быстро отворачиваясь, чтобы Гарри не заметил, как она утирает глаза пеналом. – Спасибо, Гарри. Ладно, я, пожалуй, пойду… Она быстро ушла, и Гарри даже не успел ее утешить, хотя, если честно, понятия не имел, что тут можно сказать. – Она немного расстроена, – сообщила Луна. – Я даже подумала, что это Меланхольная Миртл, но потом оказалось, Гермиона. Что-то там с Роном Уэсли…. – Да, они поссорились, – кивнул Гарри, и они с Луной вместе зашагали по коридору. – Он иногда смешно шутит, – промолвила Луна. – Но может быть довольно жестоким. Я заметила в прошлом году. – Наверное, – отозвался Гарри. Луна обладала удивительной способностью изрекать неприятные истины, и в очередной раз это продемонстрировала; он еще никогда не встречал подобного человека. – Ну что… как прошел семестр, хорошо? 134 – Нормально, – сказала Луна. – Правда, без ДА чуточку одиноко. Зато Джинни – очень милая. Недавно на превращениях запретила двум мальчикам из нашего класса называть меня Психуной… – А хочешь пойти со мной на вечер к Дивангарду? Слова вырвались как-то сами собой; для Гарри они прозвучали так, словно их произнес незнакомец. Луна удивленно обратила к нему выпуклые глаза: – К Дивангарду? С тобой? – Да, – подтвердил Гарри. – Мы имеем право приводить гостей, вот я и подумал, может, тебе интересно… в смысле… – Он захотел расставить все точки над «и». – Как друзья, понимаешь? Но если ты не хочешь… Он почти уже надеялся на это. – Нет, нет, я с удовольствием, как друзья! – Он еще не видел Луну такой сияющей. – Меня пока никто не приглашал на вечер как друга! Ты поэтому покрасил бровь, для праздника? Я тоже должна? – Нет, – твердо сказал Гарри, – это случайно получилось. Я попрошу Гермиону, она все исправит… Короче, встречаемся в вестибюле в восемь вечера. – АГА! – завопили сверху. Гарри и Луна вздрогнули; они не заметили, что прошли прямо под Дрюзгом, который свисал вниз головой с канделябра и злобно лыбился, глядя на них. – Поттермон пригласил Психуну на вечер! Поттермон втюрился в Психуну! Поттермон втю-ю-юрился в Психуну! Полтергейст понесся прочь, хехекая и громко вопя: – Поттермон втюрился в Психуну! – Приятно, когда уважают твое право на личную жизнь, – с иронией заметил Гарри. И действительно, в мгновение ока вся школа узнала, что Гарри Поттер пригласил Луну Лавгуд на вечер к Дивангарду. – Ты мог выбрать кого угодно! – неверяще воскликнул Рон за ужином. – Кого угодно! А ты позвал Психуну? – Не называй ее так, Рон, – рыкнула Джинни, которая шла к своим друзьям и на секунду остановилась за спиной у Гарри. – Я очень рада, Гарри, что ты ее пригласил, она вне себя от счастья. Джинни прошла чуть дальше и села с Дином. Гарри хотел порадоваться тому, что рада Джинни, но почему-то не мог. На другом конце стола в гордом одиночестве сидела Гермиона и ковыряла вилкой рагу. Гарри заметил, что Рон осторожно посматривает в ее сторону. – Мог бы извиниться, – без обиняков заявил Гарри. – Да? И пойти на корм канарейкам? – отозвался Рон. – Зачем ты ее передразнивал? – Она смеялась над моими усами! – Я тоже, в жизни не видел ничего более идиотского. Но Рон его уже не слышал: появилась Лаванда вместе с Парватти. Лаванда втиснулась между Гарри и Роном и обвила руками шею своего возлюбленного. – Привет, Гарри, – сказала Парватти. Было видно, что она, так же, как и он, немного стесняется поведения их друзей и уже устала его терпеть. – Привет, – ответил Гарри, – как жизнь? Осталась в «Хогварце»? А то я слышал, родители хотели тебя забрать. – Пока что их удалось отговорить, – улыбнулась Парватти. – После истории с Кэтти они просто обезумели, но, поскольку больше ничего такого не было… Ой, Гермиона, здравствуй! 135 Парватти излучала благожелательность. Гарри понимал: ей стыдно, что она смеялась над Гермионой на превращениях. Он повернул голову и увидел, что Гермиона улыбается еще лучезарнее – хотя это, казалось бы, невозможно. Все-таки временами девочки ужасно странные. – Здравствуй, Парватти! – пропела Гермиона, полностью игнорируя Рона с Лавандой. – Ты идешь сегодня к Дивангарду? – Меня не пригласили, – хмуро буркнула Парватти. – Жалко, мне бы хотелось, говорят, там здорово… А ты идешь? – Да, мы с Кормаком встречаемся в восемь и… Раздался звук, похожий на тот, с каким выдергивают затычку из засорившейся раковины; Рон вынырнул на поверхность. Гермиона этого словно не заметила. – …вместе идем к Дивангарду. – С Кормаком? – повторила Парватти. – Кормаком Маклаггеном? – Совершенно верно, – любезно подтвердила Гермиона. – Тот, который чуть было, – она сильно подчеркнула последние слова, – не стал гриффиндорским Охранником. – Вы что, встречаетесь? – широко распахнув глаза, спросила Парватти. – А? Да… ты не знала? – ответила Гермиона и хихикнула совершенно не свойственным для себя образом. – Да ты что! – воскликнула Парватти, вне себя от такого известия. – Ух ты! Да у тебя страсть к квидишным игрокам! Сначала Крум, теперь Маклагген… – К хорошим квидишным игрокам, – поправила Гермиона, не переставая улыбаться. – Ну все, пока… надо идти готовиться к вечеринке… Она гордо удалилась. Лаванда и Парватти тут же склонили головы друг к другу, чтобы обсудить новый поворот событий, а также все, что слышали о Маклаггене, и о чем догадывались насчет Гермионы. Рон сидел до странности неподвижно и отрешенно молчал. Гарри про себя поражался, как низко готовы пасть девчонки ради мести. В восемь вечера он пришел в вестибюль и увидел, что там слоняется целая толпа наблюдательниц. Он направился к Луне, чувствуя на себе их оскорбленные взгляды. Наряд его спутницы – серебристая роба с блестками – тоже явно вызывал насмешливое презрение окружающих, но в целом Луна выглядела вполне нормально. По крайней мере, обошлась без серег-редисок, призракуляров и бус из пробок от усладэля. – Салют, – поздоровался Гарри. – Идем? – Да, да, – радостно закивала Луна. – А куда? – В кабинет Дивангарда, – сказал Гарри и повел ее вверх по мраморной лестнице, подальше от пересудов и любопытных глаз. – Ты слышала, что там будет вампир? – Руфус Скримжер? – спросила Луна. – Я… что? – растерялся Гарри. – Министр магии? – Ну да, он же вампир, – невозмутимо ответила Луна. – Папа написал об этом длиннющую статью, когда Скримжер только сменил Фуджа, но министерство запретило ее печатать. Естественно, им не хочется, чтобы правда вышла наружу! Гарри сильно сомневался в том, что Руфус Скримжер – вампир. Но он привык к заявлениям Луны и знал, насколько горячо она верит в странные идеи своего отца, а потому не стал спорить. Они уже подходили к кабинету Дивангарда; оттуда неслись смех, музыка, оживленные разговоры, которые с каждым шагом звучали все громче. Обиталище Дивангарда, благодаря то ли архитектурным особенностям, то ли какому-то волшебству, казалось намного больше обычной учительской комнаты. С потолка и стен свисали изумрудные, малиновые и золотые драпировки, создавая иллюзию огромного шатра. Здесь толпился народ, было душно; в центре потолка висела роскошная золотая люстра, заливавшая комнату красным светом, а вокруг яркими световыми точками вились настоящие феи. В дальнем 136 углу кто-то громко пел под аккомпанемент скрипок; несколько пожилых ведунов, глубоко погруженных в беседу, почти полностью скрывались под густой пеленой табачного дыма; под ногами гостей, попискивая, сновала целая армия домовых эльфов. Они разносили закуски и были почти не видны под тяжелыми серебряными подносами, отчего напоминали маленькие ходячие столики. – Гарри, мой мальчик! – загремел Дивангард, когда Гарри и Луна протиснулись внутрь. – Заходи, заходи, мне со столькими надо тебя познакомить! Дивангард был в смокинге и подходящей бархатной шляпе с кисточками. Он вцепился в Гарри так, будто хотел аппарировать вместе с ним, и деловито повел в толпу гостей; Гарри схватил Луну за руку и потащил за собой. – Гарри, познакомься: Элдред Уорпл, мой бывший ученик, автор книги «Кровные братья: моя жизнь с вампирами» – и его друг Кровур. Уорпл, маленький человечек в очках, энергично потряс руку Гарри; высокий Кровур, изможденный, с темными кругами под глазами, едва заметно кивнул. У него был скучающий вид. Неподалеку собралась стайка девочек; они с жадным любопытством смотрели на вампира. – Гарри Поттер! Я просто в восторге! – воскликнул Уорпл, близоруко вглядываясь в лицо Гарри. – Я буквально на днях спрашивал профессора Дивангарда: «Где же биография Гарри Поттера, которую мы так давно ждем?» – Э-м, – удивился Гарри, – ждете? – Поразительный скромник, как и рассказывал Гораций! – восхитился Уорпл. – Но если серьезно, – он неожиданно заговорил деловым тоном, – я бы с радостью написал ее сам! Люди жаждут узнать о тебе побольше, дорогой мальчик, жаждут! Если ты подаришь мне пару-тройку интервью, скажем, по пять-шесть часиков, мы можем закончить книгу через несколько месяцев! И уверяю, с самыми минимальными затратами с твоей стороны – спроси хоть Кровура, так ли уж это… Кровур, стоять! – вдруг свирепо окрикнул Уорпл, заметив, что вампир, алчно глядя на девочек, потихоньку перемещается к ним. – Съешь пирожное, – Уорпл схватил лакомство с подноса проходящего эльфа и сунул Кровуру, после чего снова повернулся к Гарри. – Мой дорогой мальчик, ты не представляешь, сколько денег принесет книга… – Мне это решительно не интересно, – твердо заявил Гарри. – Кстати, извините, я заметил одну знакомую… Он, потащив за собой Луну, нырнул в толпу; там, между двумя «Чертовыми сестричками», действительно мелькнула и исчезла длинная каштановая грива. – Гермиона! Гермиона! – Гарри! Вот ты где, хвала небесам! Привет, Луна! – Что с тобой? – спросил Гарри. Гермиона была настолько растрепанна, словно только что выпуталась из Сетей Дьявола. – Ой, еле вырвалась от… в смысле, оставила Кормака, – Гермиона, в ответ на непонимающий взгляд Гарри, пояснила: – Под омелой. – Так тебе и надо, нечего было с ним идти, – сварливо буркнул он. – Мне хотелось посильнее разозлить Рона, – бесстрастно сказала Гермиона. – Я сомневалась между Кормаком и Заккерайесом Смитом, но решила, что в целом… – Ты сомневалась насчет Смита? – с отвращением скривился Гарри. – Да, и теперь жалею, что не выбрала его. По сравнению с Маклаггеном даже Гурп – джентльмен. Идите сюда, так мы сразу его увидим, он такой высокий… Они прихватили по кубку с медом и перебрались к противоположной стене, слишком поздно заметив, что там стоит профессор Трелани, совсем одна. – Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Луна. 137 – Добрый вечер, дорогая, – сказала профессор Трелани, с трудом фокусируя взгляд на Луне. Гарри опять уловил запах кулинарного хереса. – Последнее время я что-то не вижу тебя в классе… – У меня в этом году Фиренце, – объяснила Луна. – Ах, ну конечно, – едко бросила профессор Трелани и хмельно прищелкнула языком. – Кляча, как я его называю. Казалось бы, теперь, когда я вернулась, профессор Думбльдор мог бы избавиться от глупой лошади, правда? Но нет… мы преподаем вместе… положа руку на сердце, это оскорбление, настоящее оскорбление. Вы знаете, что… Профессор Трелани была так пьяна, что не узнавала Гарри. Тот, под яростные нападки на Фиренце, придвинулся к Гермионе и шепнул: – Давай кое-что проясним. Ты собираешься рассказать Рону про отборочные испытания? Гермиона подняла брови. – Ты и правда считаешь, что я способна пасть так низко? Гарри пристально на нее посмотрел. – Если ты могла пригласить Маклаггена… – Это совсем другое, – с достоинством заявила Гермиона. – Я не стану говорить Рону про то, что произошло, или не произошло, на отборочных испытаниях Охранников. – Правильно, – горячо одобрил Гарри. – А то он снова расклеится, и мы проиграем следующий матч… – Квидиш! – недовольно воскликнула Гермиона. – Больше вас ничего не волнует? Обо мне Кормак не спросил ровным счетом ничего, зато я слушала про «Сто лучших мячей Кормака Маклаггена» нон-стоп… о ужас, вон он идет! Она исчезла так быстро, будто дезаппарировала; только что была тут, а в следующее мгновение протиснулась между двумя хохочущими ведьмами и испарилась. – Гермиону не видел? – спросил Маклагген, выбираясь из толпы минутой позже. – Нет, извини, – ответил Гарри и быстро отвернулся к Луне, подключаясь к ее разговору. Он на секунду забыл, с кем она беседует. – Гарри Поттер! – глубоким, вибрирующим голосом вскрикнула профессор Трелани, которая заметила его только сейчас. – А-а, здравствуйте, – без энтузиазма приветствовал ее Гарри. – Мой дорогой мальчик! – очень громким шепотом заговорила она. – Столько слухов! Сплетен! Избранный! Конечно, я давным-давно знала… ни одного хорошего знамения, Гарри… но почему ты не вернулся на прорицания? Для тебя, как ни для кого другого, мой предмет исключительно важен! – Ах, Сибилла, все мы уверены, что наш предмет – самый важный! – громко сказал кто-то, и по другую сторону от профессора Трелани вырос Дивангард с очень красным лицом и в съехавшей набок шляпе. В одной руке он держал бокал меда, а в другой – огромный кусок мясного пирога. – Однако я не ожидал, что встречу такой талант! Это же прирожденный зельедел! – продолжал Дивангард, ласково глядя на Гарри покрасневшими, в кровавых прожилках, глазами. – Чутье, понимаете – совсем как у матери! Могу вам признаться, Сибилла, я всего лишь несколько раз сталкивался с такими способностями… подумайте, даже Злодеус… Тут, к ужасу Гарри, Дивангард резким движением выудил из толпы Злея. – Хватит кукситься, иди к нам, Злодеус! – радостно икнул Дивангард. – Я говорю, у Гарри удивительные способности по части зельеделия! В этом, разумеется, и твоя заслуга, ведь он учился у тебя целых пять лет! Дивангард крепко обвивал рукой плечи Злея, и тому было некуда деваться. Сузив черные глаза, он посмотрел на Гарри поверх крючковатого носа. 138 – Странно, мне всегда казалось, что он так ничему и не выучился. – Значит, это от природы! – выкрикнул Дивангард. – Посмотрел бы ты, что он выдал в самом начале! Глоток живой смерти – никогда не видел, чтобы школьник создал подобное с первой попытки! Даже ты, Злодеус… – Вот как? – тихо произнес Злей, вбуравливаясь взглядом в Гарри. Тот забеспокоился. Не хватало, чтобы Злей начал выяснять, чему он обязан своим неожиданным мастерством. – Напомни, Гарри, какие предметы ты выбрал? – попросил Дивангард. – Защита от сил зла, заклинания, превращения, гербология… – Одним словом, все, что нужно будущему аврору, – с легкой издевкой произнес Злей. – Да, именно этим я бы хотел заниматься, – с вызовом ответил Гарри. – И у тебя это отлично получится! – бухнул Дивангард. – А по-моему, тебе не надо становиться аврором, Гарри, – неожиданно вмешалась Луна. Все повернулись к ней. – Авроры – часть Кариесского заговора, я думала, это всем известно. Они пытаются разрушить министерство магии изнутри с помощью черной магии и заболевания десен. Гарри прыснул и случайно вдохнул через нос половину своего меда. Поистине, ради одного этого стоило привести сюда Луну! Гарри, в мокрой робе, кашляя, но все равно улыбаясь, поднял глаза над кубком – и увидел нечто, развеселившее его еще больше: Драко Малфоя, которого тащил за ухо Аргус Филч. – Профессор Дивангард, – прохрипел Филч. Его брыли тряслись, выпученные глаза маниакально светились; он был счастлив, что обнаружил непорядок. – Мальчишка шнырял по коридору наверху. Утверждает, что приглашен на вечер, только немного припозднился. Ему высылали приглашение? Малфой возмущенно высвободился и гневно выпалил: – Хорошо, хорошо, не высылали! Я хотел пролезть без приглашения, довольны? – Ничуть не доволен! – ответил Филч, но это заявление плохо согласовывалось с безумной радостью, светившейся в его глазах. – Ты попался, ясно? Разве директор не говорил, что без специального разрешения шляться по ночам запрещено? – Все верно, Аргус, все верно, – замахал рукой Дивангард. – Но сегодня Рождество, а желание попасть на вечер – не преступление. Давайте на сей раз обойдемся без наказания; ты можешь остаться, Драко. На лице Филча выразилось горестное разочарование, и в этом не было ничего удивительного, но почему, недоумевал Гарри, Малфой почти так же расстроен? И почему Злей смотрит на Малфоя с гневом и одновременно… возможно ли? …страхом? Гарри еще не успел ни в чем разобраться, а Филч уже развернулся и пробрел к двери, шаркая и бормоча что-то себе под нос. Малфой изобразил улыбку и поблагодарил Дивангарда за великодушие. Лицо Злея вновь стало непроницаемым. – Пустяки, пустяки, – говорил Дивангард, отмахиваясь от Малфоя. – В конце концов, я и правда знал твоего деда… – Он всегда очень высоко о вас отзывался, сэр, – поспешил вставить Малфой. – Говорил, что не знал зельедела лучше… Гарри во все глаза смотрел на Малфоя, причем заинтриговало его отнюдь не стремление подлизаться; тот всю жизнь бессовестно лебезил перед Злеем. Дело было в другом: Малфой выглядел совершенно больным. За долгое время Гарри впервые увидел его так близко и сейчас обратил внимание на темные круги под глазами и посеревшую кожу. – Я хочу поговорить с тобой, Драко, – внезапно объявил Злей. – Злодеус, оставь, – Дивангард снова икнул, – сейчас Рождество, не будь таким строгим… 139 – Я завуч его колледжа и сам решаю, каким быть, строгим или нет, – отрезал Злей. – Драко, следуй за мной. Они ушли, Злей впереди, обиженный Малфой – сзади. Гарри постоял в нерешительности, а потом сказал: – Я скоро вернусь, Луна, я… в туалет. – Хорошо, – весело отозвалась та и продолжила обсуждать Кариесский заговор с профессором Трелани, проявившей к этой теме живой интерес. Гарри, быстро пробираясь к выходу, некоторое время слышал обрывки их разговора. Вылетев за дверь, Гарри смог без труда достать из кармана и набросить на себя плащ-невидимку: в коридоре никого не было. Сложнее оказалось найти Злея и Малфоя. Гарри побежал вперед. Его топот заглушали музыка и громкие голоса с вечеринки. Возможно, Злей повел Малфоя в свой кабинет… или в общую гостиную «Слизерина»?… Но Гарри все-таки прижимал ухо ко всем замочным скважинам подряд и наконец, у последнего класса, вздрогнул от радости, услышав знакомые голоса: – …нельзя допускать ошибок, Драко, ведь если тебя исключат… – Я к этому отношения не имею, ясно? – Надеюсь, что так; все получилось глупо и неестественно. Тебя и так подозревают в причастности… – Кто? – гневно вскинулся Малфой. – В последний раз: я не при чем, понятно? У этой девчонки, Белл, наверное, есть враги, о которых никто не знает… Нечего на меня так смотреть! Я знаю, что вы задумали, не дурак! Только ничего не выйдет – я не позволю! Последовала пауза, а затем Злей тихо произнес: – А… Вижу. Тетя Беллатрикс научила нас окклуменции. Что за мысли ты пытаешься скрыть от своего господина, Драко? – От него я ничего не скрываю, я не хочу, чтобы вы вмешивались! Гарри плотнее прижал ухо к замочной скважине… по какому праву Малфой так разговаривает со Злеем, с которым всегда был любезен и почтителен? – Так вот почему ты избегаешь меня весь семестр? Боишься моего вмешательства? Ты ведь понимаешь, Драко, что если бы я вызывал к себе в кабинет кого-то другого, а он упорно не приходил… – Так накажите меня! Пожалуйтесь Думбльдору! – осклабился Малфой. После еще одной паузы Злей сказал: – Ты прекрасно знаешь, что я не сделаю ни того, ни другого. – Тогда перестаньте вызывать меня в свой кабинет! – Послушай, – произнес Злей так тихо, что Гарри пришлось еще сильней прижать ухо к двери. – Я хочу тебе помочь. Я поклялся твоей матери защищать тебя. Я дал Нерушимую клятву, Драко… – Придется ее нарушить, потому что мне не нужна ваша защита! Это мое задание, он дал его мне, и я его выполню. У меня есть план, и он сработает как надо! Просто он занимает дольше, чем я рассчитывал! – Что за план? – Вас не касается! – Если расскажешь, что собираешься делать, я помогу… – Помощь у меня есть, спасибо, я не один! – Однако сегодня ты был один, и это чрезвычайно глупо. Бродить по коридорам без дозорных, без поддержки! Элементарнейшая ошибка… – Если б не ваше взыскание, со мной были бы Краббе и Гойл! 140 – Тише! – прикрикнул Злей; от возбуждения Малфой сильно повысил голос. – Если твои товарищи намерены сдать С.О.В.У. по защите от сил зла, они должны работать много лучше, чем сей… – Да какая разница?! – вскричал Драко. – Защита от сил зла… это же насмешка, лицемерие! Как будто кому-то из нас нужно от них защищаться… – Это лицемерие, жизненно важное для нашего успеха, – ответил Злей. – Где, как ты думаешь, я провел бы все эти годы, если б не умел притворяться? А теперь послушай меня! Ты проявил крайнюю неосторожность, когда вышел в коридор вечером и к тому же попался, и если ты полагаешься на таких помощников, как Краббе и Гойл… – Не только, у меня есть люди получше! – Тогда почему ты не хочешь мне довериться, я мог бы… – Я знаю, что вы затеяли! Вы хотите украсть мою славу! Помолчав, Злей холодно произнес: – Ты говоришь как ребенок. Я понимаю, тебя расстроил арест отца, но… У Гарри была секунда на размышление; заслышав шаги Малфоя с другой стороны, он отпрыгнул с дороги буквально за миг до того, как распахнулась дверь. Малфой стремительно зашагал по коридору, миновал открытый кабинет Дивангарда, свернул за угол и исчез из виду. Гарри стоял скорчившись и едва осмеливался дышать. Злей медленно вышел из класса с необъяснимым выражением на лице и вскоре вернулся на вечеринку. Гарри остался на полу, под плащом, лихорадочно обдумывая случившееся.

Используются технологии uCoz