Глава шестнадцатая Очень холодное Рождество
– Так Злей предлагал ему помощь? Прямо-таки предлагал? – Еще раз спросишь, – процедил Гарри, – и я засуну этот росток… – Я только уточняю! – вскричал Рон. Они стояли над кухонной раковиной и чистили спаржу для миссис Уэсли. Перед ними, за окном Пристанища, падал снег. – Да, Злей предлагал ему свою помощь! – отчеканил Гарри. – Сказал, что обещал его мамаше, дал Нерушимую клятву или что-то такое… – Нерушимую клятву? – поразился Рон. – Не может быть… ты уверен? – Да, уверен, – сказал Гарри. – А что? – Ну, Нерушимую клятву нельзя нарушить… – Ты будешь смеяться, но об этом я и сам догадался. Так что же будет, если ее все-таки нарушить? – Сразу умрешь, – просто ответил Рон. – Когда мне было лет пять, Фред с Джорджем попытались взять с меня Нерушимую клятву. Кстати, я чуть не дал, мы с Фредом держались за руки и прочее, но тут нас застукал папа. Он жутко взбесился, – глаза Рона подернулись дымкой ностальгии, – почти как мама! Я его таким больше никогда не видел. Фред говорит, у него с тех пор левая ягодица отличается от правой. – Хорошо, хорошо, но если опустить левую ягодицу Фреда… – Я извиняюсь, что опустить? – раздался голос Фреда. В кухню вошли близнецы. – А-а-а, Джордж, ты только посмотри: они чистят спаржу ножами! Бедные малютки. – Через два месяца с небольшим мне исполнится семнадцать, – пробурчал Рон, – и тогда я все буду делать магически! – Но пока, – Джордж уселся за стол и водрузил на него ноги, – мы можем посмотреть, как правильно пользоваться всякими… ой-ей! 141 – Это ты виноват! – в сердцах бросил Рон и сунул в рот порезанный большой палец. – Вот подожди, будет мне семнадцать… – И ты, я уверен, потрясешь мир доселе неведомыми колдовскими умениями, – зевнул Фред. – Кстати о доселе неведомых колдовских умениях, Рональд, – вмешался Джордж, – что это за история о тебе и юной прелестнице по имени – если наша информация верна – Лаванда Браун? Рон порозовел и отвернулся к раковине, однако вид у него был довольный. – Не твое дело. – Весьма остроумный ответ, – сказал Фред. – Как только ты их выдумываешь? Но мы просто хотели узнать, что… с ней случилось? – В смысле? – Ее кирпичом контузило или как? – Чего? – Ну, откуда столь обширные мозговые повреждения? Э-эй, осторожней! Рон метнул в близнецов ножом, который Фред ленивым взмахом палочки превратил в бумажный самолетик. Тут в комнату вошла миссис Уэсли. – Рон! – возмущенно воскликнула она. – Чтоб я больше не видела, как ты кидаешься ножами! – Ладно, – буркнул Рон и, отвернувшись к спаржевой горе, тихо прибавил: – не увидишь. – Фред, Джордж, простите, дорогие, но сегодня вечером приезжает Рэм, так что вам придется приютить Билла! – Без проблем, – сказал Джордж. – А поскольку Чарли не появится, то чердак в распоряжении Гарри с Роном, и если положить Флер в комнате Джинни… – …то Джинни обеспечено поистине счастливое Рождество, – пробормотал Фред. – …то всем будет хорошо и удобно. Во всяком случае, найдется где спать, – с несколько затравленным видом заключила миссис Уэсли. – Значит, Перси своего уродливого носины точно не покажет? – спросил Фред. Миссис Уэсли отвернулась и лишь тогда ответила: – Нет, он, насколько я понимаю, занят в министерстве. – Или он – величайший козел на свете, – сказал Фред, едва миссис Уэсли вышла. – Одно из двух. Хм-м… Джордж, нам пора отправляться. – Куда это? – осведомился Рон. – Могли бы, между прочим, помочь. Что вам стоит? Один взмах палочкой – и мы бы тоже освободились! – Нет, едва ли мы имеем на это право, – серьезно промолвил Фред. – Чистка спаржи без волшебства очень закаляет характер, позволяет понять, как трудно живется муглам и швахам… – …а если ты, Рон, хочешь, чтобы тебе помогали, – добавил Джордж, бросая в младшего брата бумажным самолетиком, – то я бы на твоем месте не швырялся в людей ножами. Такой тебе маленький совет. Все, мы отчаливаем в деревню. Там в газетном киоске работает одна прехорошенькая барышня, которой мои карточные фокусы кажутся совершенно фантастическими… почти волшебными... – Вот бараны, – мрачно изрек Рон, глядя в окно на заснеженный двор и уходящих близнецов. – Всего десять секунд, и мы тоже могли бы пойти. – Я – нет, – возразил Гарри. – Я обещал Думбльдору никуда отсюда не уходить. – Ах да, – сказал Рон. Он почистил еще пару стебельков и спросил: – А ты расскажешь Думбльдору про Злея и Малфоя? – Ага, – отозвался Гарри. – Я бы рассказал всякому, кто способен это пресечь, а Думбльдор – первый в списке. Я бы, может, и с твоим папой поговорил. 142 – Жалко, ты не слышал, что все-таки делал Малфой. – Откуда? Он же отказался говорить Злею. Они помолчали, а затем Рон поинтересовался: – Ты, конечно, знаешь, что тебе скажут? Папа, Думбльдор и все-все? Они скажут: Злей на самом деле не собирался помогать Малфою, а просто хотел выяснить, что тот задумал. – Они же не слышали его интонаций, – без выражения произнес Гарри. – Никто бы не мог так правдиво сыграть, даже Злей. – Да я чего… я просто так, – пожал плечами Рон. Гарри, нахмурившись, повернулся к нему. – Но ты-то сам мне веришь? – Да, да! – сказал Рон. – Честно! Зато они все убеждены, что Злей – член Ордена. Гарри ничего не ответил. Он уже думал о таких возражениях и словно бы слышал голос Гермионы: «Гарри, но ведь очевидно, что он притворялся, будто хочет помочь, а сам хотел выудить из Малфоя, что тот затевает»… Но это только в воображении – ему не удалось рассказать Гермионе о подслушанном разговоре. Когда он вернулся на вечеринку Дивангарда, она уже ушла – так, по крайней мере, сказал раздраженный Маклагген, – и в общей гостиной ее тоже не было. А рано утром Гарри с Роном отправлялись в Пристанище, и Гарри едва успел пожелать Гермионе счастливого Рождества и шепнуть, что на после каникул у него есть очень важные новости. Правда, непонятно, слышала ли она; в то же самое время за его спиной Рон прощался с Лавандой – целиком и полностью невербально. Одно, по крайней мере, Гермиона точно не сможет отрицать: Малфой определенно затевает какую-то пакость, и Злею об этом известно. – Я же говорил, – с полным правом твердил Гарри Рону. К сожалению, ему пока не представилось случая побеседовать с мистером Уэсли: тот все время работал допоздна, даже в Рождество. Но к вечеру все семейство Уэсли и гости собрались в гостиной. Джинни украсила ее так пышно, что она казалась эпицентром взрыва бумажных гирлянд. Верхушку елки венчал ангел, и никто, кроме Фреда, Джорджа, Гарри и Рона, не знал, что на самом деле это садовый гном, который укусил Фреда за лодыжку, когда тот вышел надергать морковки к рождественскому ужину. Его заставили остолбенеть, выкрасили золотой краской, запихнули в миниатюрную балетную пачку, приклеили на спину маленькие крылышки, и теперь на собравшихся злобно взирал самый уродливый в мире ангел с большой лысой головой-картошкой и довольно-таки волосатыми ногами. Считалось, что все слушают по радио праздничный концерт любимой певицы миссис Уэсли, Селестины Уорбек. Из большого деревянного приемника неслись мелодичные трели. Флер, очевидно, находила Селестину невыносимо скучной и разговаривала, не понижая голоса. Миссис Уэсли, гневно раздувая ноздри, то и дело тыкала волшебной палочкой в сторону регулятора громкости, отчего рулады звучали все мощнее. Когда началась почти джазовая композиция под названием «Котел, полный крепкой и сладкой любви», Фред и Джордж рискнули затеять с Джинни игру в хлопушки. Рон украдкой поглядывал на Билла и Флер, словно надеялся набраться опыта. Рэм Люпин, худой и оборванный, как никогда, сидел у камина и смотрел в огонь, точно не замечая пения Селестины. О, приди, ты приди, мой котел помешай, Если сделаешь это как нужно, Я сварю тебе крепкой и сладкой любви, Что согреет тебя ночью вьюжной. – Мы танцевали под это, когда нам было восемнадцать! – воскликнула миссис Уэсли, утирая глаза вязанием. – Помнишь, Артур? 143 – А-а? – встрепенулся мистер Уэсли. Он чистил мандарин и отчаянно клевал носом. – Да-да… чудесный мотив… Он с усилием выпрямил спину и глянул на Гарри, который сидел рядом. – Извини, – сказал он, мотнув головой в сторону радио. К Селестине присоединился хор. – Это скоро кончится. – Ерунда, – улыбнулся Гарри. – Как в министерстве, дел много? – Очень, – ответил мистер Уэсли. – Был бы толк, я бы не возражал, но… три ареста за два месяца и, похоже, ни одного настоящего Упивающегося Смертью… только никому не говори, – прибавил он, внезапно окончательно проснувшись. – Неужели Стэна Стражера еще не отпустили? – изумился Гарри. – Увы, нет, – проговорил мистер Уэсли. – Думбльдор, я знаю, обращался напрямую к Скримжеру… то есть, все, кто допрашивал Стэна, единодушно считают, что он такой же Упивающийся Смертью, как этот мандарин… но высшим чинам надо создать видимость бурной деятельности, а «три ареста» все-таки лучше, чем «три ошибочных ареста с последующим освобождением»... но это тоже строжайший секрет… – Я никому не скажу, – заверил Гарри. Он помолчал, раздумывая, с чего бы начать, а Селестина Уорбек тем временем завела балладу «Своим колдовством ты украл мое сердце». – Мистер Уэсли, помните, что я говорил на вокзале перед отъездом в школу? – Я проверял, Гарри, – тут же ответил мистер Уэсли. – Обыскал дом Малфоев. Мы не нашли ничего, ни разбитого, ни целого, чему там быть не полагалось. – Да, знаю, я читал в «Прорицательской»… но тут другое… посерьезнее… И Гарри рассказал мистеру Уэсли о подслушанном разговоре. Люпин повернул голову в их сторону, внимая каждому слову. Когда Гарри закончил, наступило молчание, лишь тихо ворковала Селестина: О, бедное сердце пропало мое, Его чародейство украло твое… – Гарри, а тебе не приходило в голову, – начал мистер Уэсли, – что Злей просто… – …притворялся, предлагая помощь, а сам хотел выяснить, что задумал Малфой? – быстро закончил за него Гарри. – Я так и думал, что вы это скажете. Но можно ли знать наверняка? – Знать – не наша забота, – неожиданно вмешался Люпин, который повернулся спиной к огню и смотрел на Гарри мимо мистера Уэсли. – А Думбльдора. Он доверяет Злодеусу, и этого должно быть достаточно. – Но допустим, – возразил Гарри, – только допустим… что Думбльдор ошибается… – Подобное я слышал уже много раз. В конечном счете это вопрос доверия Думбльдору. Я ему доверяю; следовательно, доверяю и Злею. – Но Думбльдор тоже может ошибаться, – не унимался Гарри. – Он сам так говорит. А вам… Он поглядел Люпину прямо в глаза. – … Злей правда нравится? – Я не испытываю к нему ни приязни, ни вражды, – сказал Люпин. – Это правда, – добавил он, заметив скептическое выражение на лице Гарри. – Конечно, мы никогда не станем добрыми друзьями после всего, что было между ним, Джеймсом и Сириусом; слишком много обид. Но можно ли забыть, что пока я преподавал в «Хогварце», Злодеус каждый месяц готовил мне аконитовое зелье, причем абсолютно правильно, чтобы я не страдал, как обычно при полной луне. – Но он «случайно» проговорился, что вы оборотень, и вам пришлось уйти! – сердито воскликнул Гарри. Люпин пожал плечами. 144 – Это все равно стало бы известно. Мы оба знали, что он метит на мое место, и ему ничего не стоило нанести мне большой вред, чуточку подпортив зелье. А он заботился о моем здоровье. Я должен быть благодарен. – Может, он просто не осмелился мухлевать с зельем из-за Думбльдора! – бросил Гарри. – Ты полон ненависти, Гарри, – слабо улыбнулся Люпин. – И я тебя понимаю; Джеймс – твой отец, Сириус – крестный, это у тебя наследственное. Ты волен рассказать Думбльдору все, что и нам с Артуром, но не жди, что он встанет на твою сторону или хотя бы удивится. Не исключено, что Злей допрашивал Драко по приказу Думбльдора. Теперь, когда ты разорвал его на части, Верни мне сердце, я умру от счастья! Селестина закончила петь на очень долгой, высокой ноте. Из радиоприемника понеслись громкие аплодисменты, которые порывисто подхватила миссис Уэсли. – Кончьилось наконьец? – громко спросила Флер. – Хвала небьесам, что за жуткое.. – А не выпить ли нам на ночь по стаканчику? – громко предложил мистер Уэсли, вскакивая со стула. – Кто будет еггног? Он отправился за напитком; остальные зашевелились, принялись потягиваться и переговариваться друг с другом. – А чем вы сейчас занимаетесь? – спросил Гарри Люпина. – Сижу в подполье, – ответил Люпин. – Почти буквально. Потому я и не писал, Гарри; отправляя письма, я мог выдать себя. – То есть? – Я жил среди своих сородичей, – сказал Люпин и, увидев, что Гарри не понимает, пояснил: – Оборотней. Они почти все на стороне Вольдеморта. Думбльдор решил заслать к ним разведчика и… вот он я, готовенький. В его голосе прозвучала горечь. Люпин, видно, и сам это заметил, улыбнулся гораздо теплее и продолжил: – Я не жалуюсь; работа необходимая, а лучшего кандидата, чем я, не найти. Но завоевать их доверие было трудно. Видишь ли, по мне сразу видно, что я жил среди колдунов, а они избегают нормального общества и добывают пропитание воровством – или убийством. – А чем им так приглянулся Вольдеморт? – Они думают, что при нем станут жить лучше, – сказал Люпин. – Тут с Уолком не поспоришь… – Кто такой Уолк? – Не знаешь? – Люпин конвульсивно сжал собственное колено. – Фенрир Уолк, наверное, самый жестокий оборотень на свете. Его жизненная миссия – искусать и заразить как можно больше людей, чтобы оборотней стало больше, чем колдунов. В уплату за службу Вольдеморт обещал поставлять ему жертвы. Уолк специализируется по детям… говорит, их надо кусать в младенчестве и воспитывать вдали от родителей, в ненависти к нормальным колдунам. Вольдеморт угрожает натравить его на нашу молодежь; обычно такие угрозы очень действенны. Люпин помолчал и добавил: – Это он сделал меня оборотнем. – Как? – поразился Гарри. – Когда… в детстве? – Да. Мой отец оскорбил его. Я очень долго не знал, кто виноват в моей беде, и даже жалел его, считая, что бедняга был не властен над собой; к тому времени я хорошо знал, какая это мука – превращение. Но Уолк не такой. В полнолуние он заранее подбирается ближе к намеченным жертвам и действует наверняка. Планирует все загодя. И такого мерзавца Вольдеморт поставил над всеми оборотнями. Не стану притворяться, что способен со своими жалкими увещаниями 145 конкурировать с Уолком, который открыто заявляет, что мы, оборотни, заслуживаем крови и должны мстить нормальным людям. – Но вы – нормальный! – горячо возразил Гарри. – Просто у вас… проблема. Люпин расхохотался. – Иногда ты сильно напоминаешь Джеймса. Тот при посторонних обычно называл это моей «маленькой шерстяной проблемой». Все думали, что речь идет о дурно воспитанном кролике. Он взял из рук мистера Уэсли стакан еггнога, поблагодарил и немного повеселел. Зато Гарри очень разволновался, вспомнив при слове «Джеймс», что давно хотел кое-что спросить у Люпина. – Вы когда-нибудь слышали о Принце-полукровке? – Каком принце? – Полукровке, – повторил Гарри, внимательно следя за Люпином. – У колдунов не бывает принцев, – улыбнулся тот. – Ты что, хочешь взять такой титул? Казалось бы, «Избранного» больше чем достаточно. – При чем тут я! – возмутился Гарри. – Принц-полукровка когда-то учился в «Хогварце», мне достался его учебник по зельеделию. Он писал на полях всякие заклинания, которые сам изобрел. Например, Левикорпус… – О, в мое время оно было в большом ходу, – мечтательно произнес Люпин. – В пятом классе несколько месяцев шагу нельзя было ступить, чтобы тебя не вздернули в воздух за лодыжку. – Мой папа им пользовался. – сказал Гарри. – Я видел в дубльдуме, как он поднял в воздух Злея. Он старался говорить небрежно, будто не придавая особого значения своим словам, но едва ли достиг желаемого; слишком уж понимающе улыбнулся его собеседник. – Да, – кивнул Люпин, – и не он один. Как я сказал, заклинание пользовалось редкой популярностью… знаешь, как это бывает, что-то всплывает, потом забывается… – Но похоже, что Принц сам изобрел его, когда учился в школе, – настаивал Гарри. – Не обязательно, – возразил Люпин. – Мода на заклятия переменчива, как все остальное. – Он заглянул Гарри в лицо и тихо проговорил: – Джеймс был чистокровный колдун и, клянусь, никогда не просил называть его Принцем. Гарри отбросил притворство и спросил: – И это был не Сириус? И не вы? – Абсолютно точно, нет. – Ясно. – Гарри уставился в огонь. – Просто я думал… этот Принц очень помог мне с зельеделием. – А сколько лет твоему учебнику? – Не знаю, не выяснял. – А ведь это помогло бы понять, когда Принц учился в «Хогварце», – сказал Люпин. Флер вдруг решила передразнить Селестину и затянула «Котел, полный крепкой и сладкой любви», а остальные, поймав выражение лица миссис Уэсли, восприняли это как сигнал отбоя. Гарри и Рон взобрались по лестнице в комнату Рона на чердаке, где для Гарри поставили раскладушку. Рон почти сразу заснул, а Гарри сначала порылся в своем сундуке, достал «Высшее зельеделие» и только потом лег. Он листал книгу, пока не нашел в самом начале дату ее выпуска. Учебнику оказалось почти пятьдесят лет. Ни отца, ни его друзей в «Хогварце» тогда еще не было. Гарри разочарованно швырнул книгу обратно в сундук, выключил лампу и повернулся на бок. Он думал про оборотней и Злея, Стэна Стражера и Принца-полукровку, и спустя какое-то время провалился в тяжелый сон, где его преследовали крадущиеся тени и крики укушенных детей… 146 – Она что, шутит?... Гарри вздрогнул, проснулся и увидел в ногах своей кровати раздутый чулок с подарками. Он надел очки, огляделся. Крохотное окно снаружи почти полностью занесло снегом. На его фоне в постели очень прямо сидел Рон, рассматривая толстую золотую цепь. – Что это? – удивился Гарри. – От Лаванды, – с отвращением бросил Рон. – Неужто она всерьез думает, что я… Гарри всмотрелся внимательней и громко хохотнул. С цепи свисали большие золотые буквы, образующие надпись: «Мой любимый». – Мило, – сказал он. – Стильно. Ты обязательно должен это надеть. А главное, показать Фреду с Джорджем. – Если ты им расскажешь, – залепетал Рон, засовывая украшение под подушку, – то я… то я… то я… – Обзаикаешь меня до смерти? – ухмыльнулся Гарри. – Брось, за кого ты меня принимаешь? – Но как она могла подумать, что я способен напялить такую штуковину? – остолбенело глядя в пространство, прошептал Рон. – А ты подумай, вспомни, – предложил Гарри. – Вдруг ты случайно проговорился, что мечтаешь расхаживать в ошейнике с надписью: «Мой любимый»? – Да мы с ней… не очень-то разговаривали, – признался Рон, – все больше… – Целовались, – подсказал Гарри. – Ну да, – кивнул Рон и, поколебавшись мгновение, спросил: – А Гермиона правда встречается с Маклаггеном? – Понятия не имею, – сказал Гарри. – На вечере у Дивангарда они действительно были вместе, но по-моему, без особого успеха. Рон приободрился и снова полез исследовать содержимое своего чулка. Гарри получил вязаный свитер с большим золотым Пронырой на груди от миссис Уэсли, большую коробку всякой всячины из «Удивительных ультрафокусов Уэсли» от близнецов и сыроватый, пахнущий плесенью сверточек с надписью «Хозяину от Шкверчка». Гарри удивленно на него воззрился. – Как думаешь, открыть можно? – спросил он. – Ничего опасного там быть не может, нашу почту по-прежнему проверяют в министерстве, – ответил Рон, хотя тоже смотрел на сверточек с подозрением. – А я и не вспомнил о Шкверчке! Что, на Рождество домовым эльфам принято дарить подарки? – Гарри подозрительно потыкал сверток пальцем. – Гермиона бы подарила, – сказал Рон. – Но ты подожди мучиться совестью, сначала узнай, что там. Секунду спустя Гарри громко заорал и взлетел с раскладушки; в свертке оказался клубок мучных червей. – Прелестно, – завывая от смеха, еле выговорил Рон. – Какая трогательная забота. – Все лучше, чем цепь, – парировал Гарри, сразу отрезвив Рона. К ленчу все спустились в новых свитерах. Исключение составили Флер (на которую, судя по всему, миссис Уэсли не пожелала тратить времени) и сама миссис Уэсли в новой, с иголочки, ведьминской шляпе цвета ночи, усыпанной звездочками бриллиантов, и потрясающем золотом колье. – Фред и Джордж подарили! Ну разве не красота? – Знаешь, мам, с тех пор, как мы сами стираем себе носки, мы ценим тебя все больше и больше, – сказал Джордж, небрежно отмахиваясь от благодарностей. – Пастернака, Рэм? 147 – Гарри, у тебя в волосах червяк, – весело сообщила Джинни и перегнулась через стол, чтобы снять его; по шее Гарри побежали мурашки, отнюдь не из-за червяка. – Какой кошмаг, – Флер демонстративно содрогнулась. – Да, правда, – горячо поддержал Рон. – Еще соуса, Флер? Искренне желая услужить, он опрокинул соусник; Билл взмахнул волшебной палочкой; соус поднялся в воздух и послушно вернулся на место. – Ти нье лучше, чьем ваша Бомс, – упрекнула Флер Рона, осыпав Билла благодарными поцелуями. – Она вьечно всье опгокидывает… – Я приглашала нашу замечательную Бомс, – миссис Уэсли грохнула об стол миской с морковкой и пронзила Флер взглядом. – Но она не захотела прийти. Ты не встречался с ней в последнее время, Рэм? – Нет, я вообще мало с кем общаюсь, – ответил Люпин. – Но у Бомс ведь своя семья, есть куда пойти, разве не так? – Хм-м-м-м, – протянула миссис Уэсли. – Возможно. Но у меня создалось впечатление, что бедняжка намерена встречать Рождество одна. Она недовольно посмотрела на Люпина – так, будто это он виноват в том, что она получит в невестки Флер, а не Бомс. Гарри взглянул на Флер, кормившую Билла индейкой со своей вилки, и подумал, что битва миссис Уэсли давно проиграна. При этом он вспомнил, что хотел кое-что выяснить насчет Бомс, и лучше всего у Люпина, специалиста по Заступникам. – У Бомс изменился Заступник, – сказал он. – Во всяком случае, по словам Злея. Я не знал, что такое бывает. Почему это? Люпин не торопился с ответом. Он долго жевал индейку, потом наконец проглотил и медленно произнес: – Иногда… от большого потрясения… после тяжелых эмоциональных переживаний… – Он большой, с четырьмя ногами, – тут Гарри внезапно осенило, и он прошептал: – Слушайте… а это не может быть…? – Артур! – вдруг вскрикнула миссис Уэсли. Она вскочила со стула, прижимая ладонь к сердцу, и не отрываясь смотрела в кухонное окно. – Артур… там Перси! – Что? Мистер Уэсли оглянулся. Все быстро повернулись к окну; Джинни встала, чтобы лучше видеть. Действительно, по заснеженному двору шагал Перси Уэсли, его очки в роговой оправе сверкали на солнце. Но он был не один. – Артур, с ним…. министр! И правда, следом за Перси, чуть прихрамывая, шел человек, фотографию которого Гарри видел в «Прорицательской газете». Грива седеющих волос и черный плащ были припорошены снегом. В кухне никто не успел ничего сказать, мистер и миссис Уэсли едва обменялись изумленными взглядами, а задняя дверь уже отворилась, и на пороге появился Перси. На мгновение повисло тягостное молчание. Затем Перси чопорно произнес: – Веселого Рождества, мама. – О, Перси! – вскричала миссис Уэсли и кинулась к сыну. Руфус Скримжер задержался в дверях, опираясь на трость и с улыбкой взирая на трогательную сцену. – Простите за вторжение, – сказал он, когда миссис Уэсли, сияя и утирая глаза, повернулась к нему. – Мы с Перси были поблизости – работа, знаете ли, – и он не мог не зайти и не повидаться с вами. 148 Между тем, Перси не выказывал желания поприветствовать кого-либо из семьи, кроме матери. Он стоял, словно аршин проглотив, и от неловкости смотрел поверх голов присутствующих. Мистер Уэсли и близнецы с каменными лицами сверлили его глазами. – Прошу вас, входите, садитесь, министр! – засуетилась миссис Уэсли, поправляя шляпу. – Угощайтесь: пиндейка, удинг… то есть… – Нет-нет, дорогая Молли, – замотал головой Скримжер. Гарри понял, что он узнал ее имя у Перси на пороге, прежде чем войти в дом. – Не хочу навязываться! Меня бы вообще здесь не было, если б Перси так не рвался увидеться с семьей… – О, Перси! – со слезами в голосе воскликнула миссис Уэсли и приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать его. – …мы всего на пять минут, так что я, пожалуй, пройдусь по двору, а вы пока пообщайтесь с Перси. Нет, нет, уверяю вас, я не хочу быть назойливым! Ну-с, если кто-нибудь покажет мне ваш очаровательный сад… а, вот молодой человек как раз доел! Почему бы ему со мной не прогуляться? Атмосфера за столом ощутимо изменилась. Все перевели взгляд со Скримжера на Гарри. Уловка министра никого не обманула; никому не показалось естественным, что его должен сопровождать именно Гарри, хотя у Джинни, Флер и Джорджа тоже чистые тарелки. – Ладно, хорошо, – сказал Гарри в полной тишине. Он тоже не поверил, что Скримжер и Перси просто были поблизости, и Перси вдруг захотелось повидать родных. Ясно, что истинная причина визита – желание министра поговорить с Гарри наедине. – Все нормально, – еле слышно произнес он, проходя мимо Люпина; тот привстал со стула. – Нормально, – повторил Гарри, заметив, что мистер Уэсли открыл рот и собирается что-то сказать. – Замечательно! – Скримжер посторонился, пропуская Гарри вперед. – Мы только обойдем сад, а потом мы с Перси отправимся дальше. Прошу, не стесняйтесь, продолжайте! Гарри пошел через двор к заваленным снегом зарослям. Скримжер, слегка прихрамывая, шагал рядом. Гарри знал, что нынешний министр в свое время возглавлял кабинет авроров; у него был вид сурового бойца, и этим он очень отличался от дородного Фуджа с его котелком. – Очаровательно, – проговорил Скримжер, останавливаясь у ограды сада и глядя на белое поле с неразличимыми под снегом растениями. – Очаровательно. Гарри молчал, чувствуя, что Скримжер за ним наблюдает. – Я давно хотел поговорить с тобой, – спустя несколько мгновений сказал тот. – Ты знал об этом? – Нет, – честно ответил Гарри. – Да-да, очень давно. Но Думбльдор тебя от всего оберегает, – продолжал Скримжер. – Вполне естественно, конечно, после всех испытаний, которые выпали на твою долю… особенно в министерстве… Он подождал, но Гарри не счел нужным отвечать, и министр заговорил снова: – Вступив в должность, я все время ждал случая пообщаться с тобой, но Думбльдор препятствовал этому – что, как я сказал, совершенно понятно. Гарри по-прежнему не раскрывал рта и ждал. – Столько слухов! – тихо воскликнул Скримжер. – Конечно, мы оба знаем, как у нас умеют все переврать… странные разговорчики о пророчестве…. о том, что ты – Избранный… Вот это уже ближе к делу, подумал Гарри, вот почему мы здесь. – …полагаю, вы обсуждали это с Думбльдором? 149 Гарри напряженно задумался, не зная, солгать или нет. Он смотрел на маленькие следы гномов на клумбах и разворошенное место, где Фред поймал нынешнее украшение елочной верхушки. Наконец, Гарри решить сказать правду… или часть правды. – Да, обсуждали. – Вот как, вот как… – забормотал Скримжер. Гарри видел уголком глаза, что министр прищурился и внимательно на него смотрит, а потому притворился, будто донельзя заинтересован гномом, который высунул голову из-под заледеневшего рододендрона. – Что же говорит Думбльдор? – Извините, но это наша с ним тайна, – ответил Гарри. Он старался быть крайне любезен, и Скримжер в ответ проговорил тоже очень легким и дружелюбным тоном: – Разумеется, разумеется, я и не хочу, чтобы ты выдавал… ни в коем случае… и потом, разве это так важно, Избранный ты или нет? Гарри внимательно обдумал его слова и только потом вымолвил: – Не понимаю, что вы хотите сказать, министр. – То есть, конечно же, для тебя это чрезвычайно важно, – хохотнул Скримжер. – Но для колдовского сообщества… дело в эмоциях, верно? В том, во что люди верят. Гарри молчал. Он начал смутно понимать, куда клонит министр, но не собирался помогать ему подойти к сути. Гном рылся у корней рододендрона, разыскивая червяков; Гарри не отрывал от него взгляда. – Понимаешь, люди верят, что ты – Избранный, – продолжал Скримжер. – Считают тебя героем… каким ты, избранный или нет, несомненно, являешься! Сколько раз ты уже противостоял Тому-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут? Впрочем, неважно, – не дожидаясь ответа, заторопился министр, – главное, что для многих ты, Гарри, символ надежды. Некто, кому, возможно, самой судьбой предназначено уничтожить Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут… это не может не укреплять моральный дух. Я уверен, когда ты это поймешь, то сочтешь своей, скажем так, обязанностью примкнуть к министерству и поднять общественное настроение. Гном нашел червяка и теперь тянул изо всех сил, стараясь вытащить его из мерзлой земли. Гарри молчал так долго, что Скримжер перевел взгляд на гнома и произнес: – Забавные ребята, да? Ну, что скажешь, Гарри? – Я не вполне понимаю, чего вы хотите, – медленно заговорил Гарри. – «Примкнуть к министерству»… что это значит? – Ничего особо обременительного, уверяю тебя, – ответил Скримжер. – Например, если ты будешь время от времени показываться в министерстве, это произведет должное впечатление. Кстати, там у тебя будет масса возможностей побеседовать с Гавейном Робардсом, который сменил меня в кабинете авроров. Долорес Кхембридж говорит, ты мечтаешь стать аврором. Что же, это очень легко устроить… Гарри почувствовал, как в душе стремительно закипает ярость: неужто Долорес Кхембридж оставили в министерстве? – То есть, попросту говоря, – сказал он таким тоном, словно желал всего лишь прояснить пару неясных моментов, – вы хотите создать впечатление, будто я работаю в министерстве? – Это укрепило бы боевой дух нации, Гарри, – в голосе Скримжера звучало явное облегчение оттого, что Гарри так быстро согласился. – Избранный печется о нас и все такое прочее… народу нужна надежда, ощущение, что дело делается… – Но ведь если я буду мелькать в министерстве, – сказал Гарри, пока еще вежливо, – люди могут решить, что я одобряю вашу политику? – Ну, – Скримжер слегка нахмурился, – да; в частности, поэтому мы хотим… 150 – Нет, вряд ли что-то получится, – мило улыбнулся Гарри. – Видите ли, мне ужасно не нравятся некоторые ваши действия. Например, арест Стэна Стражера. Скримжер молчал, мгновенно напрягшись. – Я и не ждал, что ты поймешь, – произнес он чуть погодя, скрывая свой гнев намного хуже, чем Гарри. – Суровые времена требуют суровых решений. Тебе всего шестнадцать… – Думбльдору намного больше, но и он не считает, что Стэн должен сидеть в Азкабане, – перебил Гарри. – Вы сделали Стэна козлом отпущения, а из меня хотите сделать амулет. Они долго и сурово смотрели друг на друга. Потом Скримжер изрек без тени теплоты: – Ясно. Ты предпочитаешь – как твой герой Думбльдор – полностью размежеваться с министерством? – Я не хочу, чтобы мной пользовались, – сказал Гарри. – Другой счел бы своим долгом послужить министерству! – Да, а кто-то еще счел бы вашим долгом сажать в Азкабан только настоящих преступников! – Возмущение Гарри нарастало с каждой секундой. – Вы такой же, как Барти Сгорбс. Неужели министерство ничего не может сделать как надо? У вас либо Фудж, который притворялся, что все чудесно, пока людей не начали убивать у него под носом, либо вы, который бросает в тюрьму невиновных и хочет изобразить, будто на него работает Избранный! – Так ты не Избранный? – резко оборвал Скримжер. – Кажется, вы говорили, что это неважно? – горько рассмеялся Гарри. – Вам, во всяком случае. – Так говорить не следовало, – быстро сказал Скримжер. – Это было бестактно… – Нет, всего-навсего честно, – возразил Гарри. – Одна из немногих правдивых вещей, которые я услышал. Вам безразлично, умру я или выживу, важно только, чтобы я помог убедить общественность, будто вы побеждаете в войне с Вольдемортом. Я не забыл, министр… Он поднял правый кулак. На тыльной стороне холодного запястья сверкали белые шрамы от слов, которые Долорес Кхембридж заставляла его вырезать на собственной руке: «Я никогда не должен лгать». – Не припомню, чтобы вы встали на мою защиту, когда я пытался доказать, что Вольдеморт вернулся. В прошлом году министерство почему-то не стремилось со мной дружить. Воцарилось молчание, столь же ледяное, как земля у них под ногами. Гном извлек червяка и радостно обсасывал его, привалившись к нижним веткам рододендрона. – Что сейчас делает Думбльдор? – бесцеремонно осведомился Скримжер. – Где бывает, когда его нет в «Хогварце»? – Понятия не имею, – ответил Гарри. – А если б и знал, не сказал, – продолжил за него Скримжер, – так ведь? – Нет, не сказал бы, – подтвердил Гарри. – Что ж, придется попробовать выяснить самостоятельно. – Попробуйте, – Гарри равнодушно пожал плечами. – Но вы ведь умнее Фуджа и, казалось бы, должны учиться на его ошибках. Он пытался вмешиваться в дела «Хогварца». И теперь, как вы, может быть, заметили, он больше не министр. А Думбльдор остается директором. На вашем месте я бы оставил Думбльдора в покое. Повисла длинная пауза. – Видно, что, по крайней мере, над тобой он славно потрудился, – после долгого молчания холодно проговорил Скримжер, жестко глядя на Гарри сквозь очки в проволочной оправе. – Человек Думбльдора до мозга костей, так, Поттер? – Да, так, – сказал Гарри. – Рад, что мы это выяснили. Он повернулся спиной к министру и зашагал к дому.

Глава семнадцатая Испорченные воспоминания
Вскоре после Нового года, рано вечером, Гарри, Рон и Джинни выстроились перед очагом, собираясь отправиться в «Хогварц» – министерство организовало одноразовое подключение к кружаной сети для быстрой и безопасной переброски учеников в школу. Провожала ребят одна только миссис Уэсли: мистер Уэсли, Фред, Джордж, Билл и Флер были на работе. Миссис Уэсли утопала в слезах. Впрочем, надо признать, последнее время она почти постоянно плакала; с тех самых пор, когда в рождественский вечер Перси вылетел из дома в очках, залепленных пюре из пастернака («авторство» этого подвига приписывали себе Фред, Джордж и Джинни). – Не плачь, мам, – Джинни похлопывала по спине миссис Уэсли, рыдавшую у нее на плече. – Все нормально… – Да, не переживай о нас, – сказал Рон, позволяя матери запечатлеть на своей щеке очень и очень влажный поцелуй, – а тем более о Перси. Он такой дебил, что не велика потеря, правда? Миссис Уэсли расплакалась еще сильнее и обняла Гарри. – Обещай, что будешь осторожен… не полезешь на рожон… – А я никогда не лезу, – ответил Гарри. – Вы же меня знаете, я люблю жить тихо-спокойно. Миссис Уэсли слезливо хихикнула и отступила назад. – Ладно, дорогие мои, будьте умницами… Гарри шагнул в изумрудный огонь и выкрикнул: «Хогварц!» Перед глазами мелькнули напоследок уголок кухни и мокрое лицо миссис Уэсли, а затем пламя объяло его целиком. Гарри закружило, завертело; перед ним пронесся размытый калейдоскоп чужих колдовских жилищ, но картинки исчезали раньше, чем он успевал что-либо рассмотреть. Чуть погодя движение замедлилось, и наконец резко остановилось. Гарри стоял в камине кабинета профессора Макгонаголл, которая, когда он стал перелезать через каминную решетку, на мгновение оторвалась от своей работы и сказала: – Добрый вечер, Поттер. Постарайтесь не испачкать ковер. – Что вы, профессор. Гарри поправил очки и пригладил волосы. В камине тем временем показался вертящийся Рон. Подождав Джинни, все трое вышли из кабинета Макгонаголл и быстро направились в гриффиндорскую башню. По дороге Гарри выглядывал в окна. Солнце уже садилось за стенами замка, вся территория которого была укрыта снежным ковром, еще более плотным, чем в саду Пристанища. Вдалеке, перед хижиной, Огрид кормил Конькура. – Ерунда, – уверенно произнес Рон, подходя к Толстой Тете. Она была необычно бледна и поморщилась от его громкого голоса. – Нет, – сказала она. – Что значит «нет»? – Пароль сменили, – пояснила Толстая Тетя. – И умоляю тебя, не кричи. – Нас не было, откуда нам знать…? – Гарри! Джинни! К ним подлетела раскрасневшаяся Гермиона в мантии, шляпе и перчатках. – Я вернулась часа два назад, я только что от Огрида и Конь… то есть, Курокрыла, – на едином дыхании сообщила она. – Как Рождество, хорошо? – Да, – с готовностью отозвался Рон, – довольно-таки бурно, Руфус Скрим… – У меня для тебя кое-что есть, Гарри, – сказала Гермиона, не глядя на Рона и будто не замечая его. – Да, кстати – пароль. Воздержание. – Точно, – слабым голосом промолвила Толстая Тетя и качнулась вперед, открывая дыру за портретом. 152 – Что это с ней? – спросил Гарри. – Переусердствовала на праздники, – закатив глаза, ответила Гермиона и первой пролезла в переполненную общую гостиную. – Они с подружкой Виолеттой выпили все вино у пьяных монахов, знаете, с той картины в коридоре около кабинета заклинаний… Ладно, неважно… Она порылась в кармане и вытащила пергаментный свиток, подписанный почерком Думбльдора. – Отлично, – Гарри сразу развернул послание и узнал, что следующее индивидуальное занятие назначено на завтрашний вечер. – Мне столько всего надо ему рассказать – да и тебе тоже. Пойдем сядем… Тут раздался громкий визг: «Вон-Вон!», и Лаванда Браун, выскочив неизвестно откуда, бросилась на шею Рону. Народ захихикал; Гермиона мелодично рассмеялась и сказала: – Вон столик… ты с нами, Джинни? – Нет, спасибо, я обещала найти Дина, – ответила Джинни без всякого энтузиазма, чего Гарри, разумеется, не мог не отметить. Рон и Лаванда стояли, сцепившись в борцовском захвате. Оставив их обниматься, Гарри повел Гермиону к свободному столику. – А как твое Рождество? – Нормально, – она пожала плечами. – Ничего особенного. А что было у Вон-Вона? – Сейчас расскажу, – пообещал Гарри. – Слушай, Гермиона, а ты не могла бы…? – Нет, не могла бы, – бесцветным голосом ответила та, – даже не проси. – Я думал, что, может, за каникулы… ну, ты понимаешь… – Это Толстая Тетя выпила цистерну пятисотлетнего вина, Гарри, а не я. Ну, говори, что за важные новости ты хотел сообщить? У нее был настолько свирепый вид, что Гарри предпочел забыть о Роне и пересказал разговор Малфоя и Злея. Когда он закончил, Гермиона немного посидела в раздумье и сказала: – А ты не думаешь…? – …что он притворялся, будто хочет помочь, чтобы выведать у Малфоя признаться его намерения? – Ну… да, – кивнула Гермиона. – Мистер Уэсли и Люпин тоже так думают, – недовольно буркнул Гарри. – Но, значит, Малфой точно затевает какую-то пакость, надеюсь, ты не станешь отрицать… – Нет, не стану, – медленно произнесла она. – И действует по приказу Вольдеморта, как я и говорил! – Хм-м-м… а это имя произносилось? Гарри нахмурился, припоминая. – Не уверен… Злей точно сказал: «твой господин»… кто же еще? – Не знаю, – Гермиона прикусила губу. – Может, его отец? Она уставилась вдаль и так глубоко погрузилась в свои мысли, что даже не замечала, как Лаванда щекочет Рона. – А как поживает Люпин? – Не ахти, – признал Гарри и поведал о миссии Люпина и его трудностях. – Ты вообще слышала про Фенрира Уолка? – Да! – испуганно воскликнула Гермиона. – И ты тоже, Гарри! – Когда, на истории магии? Ты прекрасно знаешь, что я никогда не слушаю… 153 – Нет, нет, не на истории магии! Малфой угрожал Борджину этим самым Фенриром! Он сказал, что Уолк – старый друг их семьи и что он будет следить за Борджином! Гарри уставился на нее, разинув рот. – Я забыл! Но это доказывает, что Малфой – Упивающийся Смертью! Как иначе он может связываться с Уолком и отдавать распоряжения? – Все это очень подозрительно, – выдохнула Гермиона, – если только не… – Я тебя умоляю! – в раздражении вскричал Гарри. – Тут спорить не о чем! – Но… все-таки не исключено, что это была пустая угроза. – Немыслимый человек, – Гарри потряс головой. – Ладно, увидим, кто был прав… Ты, Гермиона, вместе с министерством, еще попомнишь мои слова. Да, кстати, я умудрился поссориться с Руфусом Скримжером… Остаток вечера они провели вполне мирно, ругая министерство магии – Гермиона, как и Рон, считала невероятной наглостью с их стороны просить Гарри о помощи после прошлогодней травли. Новый семестр начался с приятного сюрприза: наутро на доске в общей гостиной появилось большое объявление: ЗАНЯТИЯ ПО ТЕХНИКЕ АППАРИРОВАНИЯ Все, кто достиг, или достигнет до 31 августа сего года включительно, семнадцатилетия, могут пройти двенадцатинедельный курс техники аппарирования с инструктором из министерства магии. Просим желающих внести свою фамилию в список внизу. Стоимость: 12 галлеонов. Гарри и Рон влезли в толпу около объявления и по очереди записались в список. Рон как раз вынимал перо, чтобы поставить свою фамилию под фамилией Гермионы, когда подкравшаяся сзади Лаванда закрыла ему глаза руками и пронзительно пропела: – Угадай кто, Вон-Вон? Гарри обернулся, увидел решительно удаляющуюся Гермиону и догнал ее, не имея ни малейшего желания оставаться с Роном и Лавандой. К его удивлению, Рон поравнялся с ними почти сразу за портретной дырой, очень недовольный и с ярко-красными ушами. Гермиона, не говоря ни слова, ускорила шаг и ушла вперед, к Невиллю. – Значит, аппарирование, – сказал Рон. По его тону было абсолютно ясно, что обсуждать случившееся запрещается. – Повеселимся? – Не знаю, – протянул Гарри. – Может, когда сам аппарируешь, оно и ничего, а вместе с Думбльдором мне не очень понравилось. – А я и забыл, что ты уже аппарировал… Мне надо бы сдать экзамен сразу, – с некоторой тревогой произнес Рон. – Фред с Джорджем сдали. – Но Чарли-то провалился? – Да, но он больше меня, – Рон растопырил руки, как горилла, – так что по его поводу Фред и Джордж не очень-то выступали… в глаза, по крайней мере… – А когда нужно сдавать? – Как только исполнится семнадцать. То есть, мне – уже в марте! – Да, но ты ведь не сможешь аппарировать здесь, в замке… – Неважно, главное, все будут знать, что я могу, если захочу. 154 Предстоящие занятия волновали не только Рона. Весь день шестиклассники лишь об этом и говорили; возможность пропадать и появляться где хочешь казалась неоценимым преимуществом. – Вот будет здорово, когда мы сможем просто… – Симус щелкнул пальцами, изображая исчезновение. – Мой двоюродный брат Фергус все время меня этим дразнит. Но ничего, я ему отомщу… не дам ни минуты покоя… Погрузившись в счастливые видения, он слишком сильно взмахнул палочкой, и из нее вместо заданного фонтанчика чистой воды забила мощная, точно из брандспойта, струя. Ударив в потолок, она обрушилась на профессора Флитвика, и тот упал лицом вниз. После того, как сконфуженный Симус получил от профессора Флитвика, высушившегося мановением волшебной палочки, задание много раз подряд написать: «Я колдун, а не бабуин, размахивающий дубиной», Рон сообщил ему: – А Гарри уже аппарировал! Думб… э-э… один человек брал его с собой. Ну, знаешь, параллельное аппарирование. – Ух ты! – шепотом воскликнул Симус. Он, Дин и Невилль приблизили головы к Гарри, чтобы выслушать его впечатления. До конца дня Гарри осаждали просьбами описать, что испытываешь при аппарировании. Узнав, насколько это неприятно, все впадали в благоговейный ужас, но ничуть не теряли энтузиазма, поэтому без десяти восемь вечера Гарри все еще терзали бесконечными расспросами. Чтобы вовремя попасть на занятие, ему пришлось соврать, что он должен срочно вернуть книгу в библиотеку. В кабинете Думбльдора горели лампы; портреты бывших директоров и директрис мирно посапывали в своих рамах; дубльдум стоял наготове на письменном столе. Руки Думбльдора покоились по бокам чаши, правая – черная и обугленная, как всегда. Почему она не вылечивается? Гарри в сотый раз задумался над тем, откуда могла взяться настолько серьезная рана, но спрашивать не стал; Думбльдор обещал в свое время рассказать, и к тому же, Гарри хотел обсудить совсем другое. Но не успел он заговорить о Злее и Малфое, как Думбльдор спросил: – Я слышал, в каникулы ты встречался с министром магии? – Встречался, – подтвердил Гарри. – Он остался мной недоволен. – Да, – вздохнул Думбльдор, – мной тоже. Однако, Гарри, нам придется пережить это несчастье и жить дальше. Гарри хмыкнул. – Он хотел, чтобы я всем рассказал, какие они в министерстве молодцы. Думбльдор улыбнулся. – Видишь ли, изначально это идея Фуджа. В конце он отчаянно пытался сохранить свой пост и хотел с тобой встретиться в надежде на поддержку… – После всех его прошлогодних подвигов? – взвился Гарри. – После Кхембридж? – Я говорил Корнелиусу, что ничего не выйдет, но даже с его уходом затея не умерла. Уже через пару часов после назначения Скримжер потребовал у меня встречи с тобой… – Так вот о чем вы поспорили! – вырвалось у Гарри. – Это было в «Прорицательской». – Что ж, иной раз и там пишут правду, – сказал Думбльдор, – пусть даже случайно. Да, мы спорили именно об этом. Итак, Руфус нашел способ до тебя добраться. – Он обвинил меня в том, что я – «человек Думбльдора до мозга костей». – Как грубо с его стороны. – А я сказал, так и есть. Думбльдор открыл рот, собираясь что-то сказать, и снова закрыл его. За спиной Гарри феникс Янгус издал тихий, нежный, мелодичный крик. Гарри вдруг увидел, что яркие голубые 155 глаза Думбльдора увлажнились, страшно смутился и быстро уткнулся взглядом в собственные колени. Однако вскоре Думбльдор заговорил, и его голос был вполне тверд. – Я очень тронут, Гарри. – Скримжер хотел знать, где вы бываете, когда вас нет в школе, – сообщил Гарри своим коленям. – Да, это вызывает его живой интерес, – Думбльдор явно повеселел, и Гарри решился поднять глаза. – Он даже установил за мной слежку. Смешно, в самом деле. Посадил мне на хвост Давлиша. Очень недобрый поступок. Как-то раз я был вынужден навести на Давлиша порчу; теперь, к величайшему сожалению, пришлось проделать это снова. – А они так и не узнали, где вы бываете? – полюбопытствовал Гарри, рассчитывая хоть сколько-нибудь прояснить этот таинственный вопрос, но Думбльдор лишь улыбнулся и взглянул на Гарри поверх очков-полумесяцев. – Нет, и тебе пока тоже ни к чему… А сейчас предлагаю приступить к занятию, если нет других… – Вообще-то, есть, сэр, – сказал Гарри. – Это касается Малфоя и Злея. – Профессора Злея, Гарри. – Да, сэр. На вечере у Дивангарда я случайно… то есть, на самом деле, я за ними проследил… Думбльдор выслушал Гарри с невозмутимым лицом. Какое-то время он молчал, а после изрек: – Спасибо за сведения, Гарри, но… предлагаю тебе все забыть. Это не так уж важно. – Не так важно? – не веря своим ушам, повторил Гарри. – Профессор, да вы понимаете…? – Да, Гарри, феноменальные умственные способности позволили мне понять все, что ты рассказал, – резковато ответил Думбльдор. – Не исключена даже вероятность, что я понимаю несколько больше тебя. Повторюсь: я рад, что ты со мной поделился, но, позволь заверить, я не услышал ничего, о чем стоило бы беспокоиться. Гарри молча сверлил директора возмущенным взглядом. В чем дело? Думбльдор действительно приказал Злею выяснить, что затевает Малфой, и давно знает обо всем от Злея? Или он просто притворяется, что ничуть не встревожен? – Значит, сэр, – Гарри надеялся, что его голос звучит спокойно и вежливо, – вы по-прежнему доверяете…? – Я, кажется, проявил достаточно терпимости, многократно отвечая на этот вопрос, – сказал Думбльдор, теперь уже без намека на терпимость. – Мой ответ неизменен. – А как же иначе, – раздался ехидный голос; очевидно, Пиний Нигеллий только делал вид, что спит. Думбльдор не обратил на него внимания. – Гарри, я настаиваю, чтобы мы приступили к занятиям. Нам необходимо обсудить куда более важные вещи. Гарри одолевали мятежные мысли. Что, если он не желает менять тему, а хочет говорить о Малфое, отстаивая свою позицию? Словно прочитав его мысли, Думбльдор покачал головой. – Ах, Гарри, Гарри, как часто это случается, даже среди лучших друзей! Каждый считает, что его мнение гораздо важнее всех остальных! – Я не считаю ваше мнение неважным, сэр, – сухо ответил Гарри. – Ты прав, оно очень важно, – легким тоном отозвался Думбльдор. – Но сегодня я должен показать тебе еще два воспоминания. Оба добыты с величайшим трудом, причем второе, с моей точки зрения, самое существенное из всех, что мне удалось собрать. Гарри ничего не ответил; он все еще злился на то, что Думбльдор пренебрег его доверием, однако прекрасно понимал, чего может добиться, если продолжит спорить. 156 – Итак, – звеняще заговорил Думбльдор, – мы продолжаем рассказ о Томе Реддле, которого в прошлый раз оставили буквально на пороге «Хогварца». Ты, разумеется, помнишь, с каким восторгом Реддль узнал о том, что он колдун; как он отказался от моего сопровождения в поездке на Диагон-аллею и как я предупредил его, что в «Хогварце» не терпят воровства. – Начался учебный год. Том Реддль, тихий ребенок в поношенной одежде, прибыл в школу и вместе с другими выстроился в очередь на сортировку. Его зачислили в «Слизерин» практически сразу, как только шляпа коснулась его головы, – Думбльдор взмахнул почерневшей рукой, указывая на полку над головой, где неподвижно стояла древняя шляпа-сортировщица. – Когда он узнал, что знаменитый основатель его колледжа тоже умел разговаривать со змеями, не могу сказать – возможно, в тот же вечер. Но уверен, что это еще больше обрадовало Реддля и сильно повысило его самооценку. – Не знаю, пытался ли он пугать или удивлять соучеников своим необычным даром –до преподавателей такие слухи не доходили. Реддль не был наглым или агрессивным. Необычайно одаренный, очень красивый и к тому же сирота, он, естественно, привлекал внимание и с первых дней в школе пользовался симпатией всех учителей. Он казался спокойным, вежливым, очень хотел учиться и почти на всех производил самое благоприятное впечатление. – А вы никому не рассказывали о вашей первой встрече в приюте? – спросил Гарри. – Нет. Реддль не выказывал ни малейшего раскаяния, но я не исключал, что он стыдится былых грехов и хочет начать жизнь с чистого листа. Я решил дать ему шанс. Думбльдор замолчал и вопросительно посмотрел на Гарри. Тот открыл рот, собираясь заговорить. Вот вам, пожалуйста: вопреки здравому смыслу Думбльдор готов проявить снисхождение ко всякому негодяю! Но затем Гарри кое-что вспомнил. – Но вы не доверяли ему по-настоящему, да? Он сам говорил… Реддль, который вышел из дневника… «Думбльдор никогда не любил меня так, как все остальные учителя». – Ну, скажем… не безоговорочно, – ответил Думбльдор. – Как ты помнишь, я решил последить за ним. Но, признаюсь, вначале мало что узнал. Том был очень насторожен, видимо, понимая, что в эйфории от осознания своей истинной сущности слишком со мной разоткровенничался. Он старался больше ничего не выдавать, однако не мог забрать обратно ни своих слов, ни рассказа миссис Коул. Впрочем, ему хватало ума не пытаться меня очаровать, как он это проделывал со многими моими коллегами. – За годы обучения он собрал вокруг себя группу преданных товарищей; называю их так за неимением лучшего определения – как я уже заметил, Реддль не питал теплых чувств ни к одному из них. Их компания обладала зловещим, но притягательным шармом. Это было пестрое собрание; к Реддлю тянулись слабые, искавшие защиты; амбициозные, надеявшиеся разделить его славу; агрессивные, нуждавшиеся в лидере, способном научить высшей, утонченной жестокости. Иными словами, подобие его нынешней гвардии; действительно, после «Хогварца» некоторые стали первыми Упивающимися Смертью. – Реддль жестко их контролировал, и они никогда не совершали злодеяний открыто, однако те семь лет в «Хогварце» отмечены многочисленными неприятными инцидентами, хотя причастность окружения Реддля никогда не удавалось установить. Самым серьезным преступлением было, разумеется, открытие Комнаты секретов, которое привело к смерти девочки. Как ты знаешь, в этом ошибочно обвиняли Огрида. – Я собрал совсем немного сведений о Реддле в «Хогварце», – сказал Думбльдор, положив сморщенную руку на дубльдум. – Мало кто был готов поделиться воспоминаниями; люди слишком боялись. Все, что я знаю, добыто уже после того, как он закончил «Хогварц», ценой многих усилий. Кого-то я разговорил хитростью, что-то почерпнул из старых записей, что-то узнал из допросов свидетелей, как муглов, так и колдунов. – Те, кого я сумел упросить что-нибудь рассказать, поведали, что Реддль был одержим вопросом, кто его родители. Вполне объяснимо, конечно; он вырос в приюте и, естественно, хотел знать почему. Он тщетно искал Тома Реддля-старшего на табличках в трофейной, изучал 157 списки старост в школьных архивах и даже штудировал учебники колдовской истории. В конце концов ему пришлось смириться и признать, что его отец никогда не переступал порог «Хогварца». Думаю, именно тогда он отрекся от своего имени, назвался лордом Вольдемортом и занялся поисками прежде презираемой семьи матери – которая, с его точки зрения, не могла быть ведьмой, если поддалась столь постыдной человеческой слабости, как смерть. – В приюте ему сообщили, что отца его матери звали Марволо; на это и приходилось опираться. Реддль упорно просматривал книги древних колдовских фамилий, и наконец узнал о существовании потомков Слизерина. На шестнадцатом году жизни, летом, он покинул приют, куда возвращался ежегодно, и отправился на поиски своих родственников, Монстеров. А теперь, Гарри, если ты встанешь… Думбльдор поднялся из-за стола, и Гарри увидел у него в руках хрустальный пузырек с клубящимися перламутровыми воспоминаниями. – Мне очень повезло, что я это достал, – сказал Думбльдор, выливая поблескивающую субстанцию в дубльдум. – После ты все поймешь. Ну что, поехали? Гарри шагнул к чаше и послушно наклонился. Его лицо коснулось поверхности воспоминаний; он привычно полетел в пустоту и вскоре опустился на грязный каменный пол. Кругом была почти полная темнота. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы узнать это место; Думбльдор успел приземлиться рядом. В доме Монстеров царило невообразимое запустение; Гарри никогда не видел подобного. С потолка свисал толстый слой паутины; пол покрывала пленка жирной пыли; на столе вперемежку с чешуйчатой от грязи посудой лежала заплесневелая, гниющая еда. Единственным источником света служил огарок, стоявший у ног мужчины с настолько длинными волосами и бородой, что они полностью закрывали его глаза и рот. Мужчина сидел в кресле у камина, как-то странно обмякнув; Гарри даже показалось, что он мертв. Но тут раздался громкий стук в дверь, и человек, вздрогнув, проснулся. Он угрожающе воздел волшебную палочку правой рукой и короткий нож – левой. Дверь заскрипела, отворилась. На пороге, держа старинную лампу, стоял юноша, которого Гарри сразу узнал: высокий, бледный, темноволосый и очень красивый подросток Том Реддль. Вольдеморт медленно обвел глазами лачугу и остановил взгляд на человеке в кресле. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем мужчина неверным движением поднялся, свалив пустые бутылки, которые теснились у его ног. Бутылки зазвенели и покатились по полу. – ТЫ! – взревел он. – ТЫ! И пьяно пошел на Реддля, выставив вперед палочку и нож. – Стой. Это было сказано на змееязе. Человек уткнулся в стол, опрокинув на пол замшелые кастрюли, и уставился на Реддля. Воцарилось молчание, в продолжение которого хозяин и гость меряли друг друга глазами. Первым заговорил мужчина. – Ты умеешь так говорить? – Да, умею, – ответил Реддль и вошел в дом. Дверь сама захлопнулась за ним. Гарри невольно, хоть и с досадой, восхитился – Вольдеморт явно ничего не боялся. Его лицо выражало лишь отвращение и, пожалуй, разочарование. – Где Марволо? – спросил он. – Умер, – последовал ответ. – Уже давно, не знал? Реддль нахмурился. – А ты кто? – Я Морфин, не знал? – Сын Марволо? – Конечно, а кто ж? 158 Морфин откинул спутанные патлы с грязного лица, чтобы получше рассмотреть Реддля, и Гарри заметил на его правой руке кольцо Марволо с черным камнем. – Я думал, ты тот мугл, – прошептал Морфин. – Ты прям копия. – Какой мугл? – выпалил Реддль. – Который охмурил мою сестрицу и живет там, в большом доме, – Морфин неожиданно плюнул под ноги гостю. – Ты совсем как он. Реддль. Но он же ведь, наверно, постарел? Он, как подумаешь, старше тебя… Морфин стоял с оторопелым видом и слегка покачивался, цепляясь за стол для поддержки. – Он вернулся, ясно? – глупо прибавил он. Вольдеморт не сводил глаз с Морфина, словно оценивая про себя его возможности. Сейчас он придвинулся ближе и уточнил: – Реддль вернулся? – Ага, бросил ее, и поделом, будет знать, как выходить замуж за мразь! – Морфин опять плюнул на пол. – Да еще и обокрала нас до побега! Где медальон, а, где медальон Слизерина? Вольдеморт молчал. Морфин быстро довел себя до исступления; он размахивал ножом и кричал: – Обесчестила нас, маленькая шлюшка! А ты кто такой? Приперся тут и расспрашивает! Все забыто, ясно? Давно забыто… Он пошатнулся и случайно отвел глаза. Вольдеморт метнулся вперед. В тот же миг на дом упала очень странная тьма; она загасила лампу Вольдеморта и свечу Морфина, растворила все вокруг… Пальцы Думбльдора плотно сомкнулись на руке Гарри; они воспарили и быстро вернулись в настоящее. После кромешной темноты мягкий золотой свет в кабинете Думбльдора буквально ослепил Гарри. – Это все? – сразу спросил он. – Что случилось, почему так потемнело? – Потому что дальше Морфин ничего не помнил, – ответил Думбльдор, жестом приглашая Гарри сесть. – Утром он очнулся на полу, один. Кольцо Марволо исчезло. – Тем временем, по главной улице деревни Малый Висельтон бежала служанка. Она кричала, что в гостиной большого дома лежат три тела: Том Реддль-старший, его мать и отец. – Власти муглов были в полном недоумении. Насколько я знаю, им до сих пор неизвестно, как умерли Реддли: Авада Кедавра не оставляет видимых повреждений… за единственным исключением, которое я сейчас вижу перед собой, – Думбльдор кивнул на шрам Гарри. – Зато в министерстве магии сразу поняли, что это колдовское убийство. Кроме того, они знали, что по другую сторону долины живет муглоненавистник, отсидевший в тюрьме за нападение на одного из погибших. – Министерство нанесло визит Морфину. Его не пришлось допрашивать, не понадобились ни признавалиум, ни легалименция. Он признался в преступлении сразу и сообщил такие подробности, которые мог знать только убийца. Он заявил, что гордится своим поступком, что много лет ждал подходящего случая. Потом безропотно отдал палочку – как сразу выяснилось, орудие убийства – и без борьбы отправился в Азкабан. Его беспокоило только то, что исчезло кольцо отца. «Я его потерял, он убьет меня», – твердил Морфин конвоирам. – «Я потерял его кольцо, он меня убьет». Очевидно, это были его последние слова в жизни. Остаток дней он провел в Азкабане, оплакивая потерю наследства Марволо, и похоронен около тюрьмы рядом с другими несчастными, кто угас в ее стенах. – Значит, Вольдеморт украл палочку Морфина и воспользовался ею? – спросил Гарри и сел чуть прямее. – Именно, – подтвердил Думбльдор. – У нас нет воспоминаний, которые бы это доказывали, но, думаю, можно с уверенностью утверждать, что так и было. Вольдеморт наложил заморочное 159 заклятие на своего дядю, забрал его палочку и пошел через долину к «большому дому». Там он убил мугла, бросившего его ведьму-мать, а заодно своих бабушку и дедушку, истребив тем самым ненадежный род Реддлей и отомстив отцу, который никогда его не хотел. Затем он вернулся в лачугу Монстеров, с помощью хитроумного волшебства поместил в сознание дяди ложные воспоминания, положил палочку рядом с его бесчувственным телом, забрал перстень и скрылся. – А Морфин так и не понял, что он никого не убивал? – Нет, – покачал головой Думбльдор. – Как я сказал, он дал полное признание и очень собой гордился. – Но одновременно у него было и это, настоящее, воспоминание! – Да, но чтобы его выудить, понадобилась довольно сложная легалименция, – сказал Думбльдор. – А зачем кому-то проникать глубоко в сознание Морфина, если он признался в преступлении? Но мне удалось добиться свидания с Морфином в последние недели его жизни; к тому времени я уже начал собирать сведения о прошлом Вольдеморта. Я насилу извлек настоящее воспоминание и, увидев, что оно содержит, попытался вызволить Морфина из Азкабана. Увы, он умер раньше, чем министерство успело принять решение. – Но почему министерство не догадалось, что это дело рук Вольдеморта? – гневно воскликнул Гарри. – Он же был несовершеннолетним! Я считал, они умеют обнаруживать такие случаи! – Ты абсолютно прав, умеют, но только колдовство, а не исполнителя: ты же помнишь, как тебя обвиняли в наложении Невесного заклятия, в котором на самом деле был виноват… – Добби, – проворчал Гарри; несправедливость обвинения до сих пор жгла душу. – Значит, если ты несовершеннолетний и колдуешь в доме взрослого колдуна или ведьмы, министерство ничего не узнает? – Там безусловно не смогут сказать, чьих это рук дело, – Думбльдор чуть улыбнулся при виде негодования Гарри. – Они полагаются на родителей, считая, что у себя дома те отвечают за послушание отпрысков. – Чушь, – отрезал Гарри. – Смотрите, что было здесь, с Морфином! – Согласен, – кивнул Думбльдор. – Каким бы ни был Морфин, он не заслужил смерти в тюрьме, да и обвинения в убийстве, которого не совершал. Однако становится поздно, а я хочу показать тебе второе воспоминание… Думбльдор извлек из внутреннего кармана еще один хрустальный фиал, и Гарри притих, вспомнив о том, что это воспоминание – самое важное. Содержимое флакончика словно загустело и не хотело переливаться в дубльдум; неужто воспоминания тоже портятся? – Это займет недолго, – сказал Думбльдор, опорожнив наконец фиал. – Не успеешь опомниться, мы уже вернемся. Ну-с, полезли обратно… Гарри пролетел сквозь серебристую мглу и на этот раз очутился перед хорошо знакомым человеком – молодым Горацием Дивангардом. Гарри настолько привык к его лысине, что прямо оторопел, увидев вместо нее густые и блестящие желтоватые волосы, напоминавшие соломенную крышу; впрочем, на макушке уже светилась проплешинка величиной с галлеон. Усы, не такие густые, как сейчас, отливали рыжиной. Этот Дивангард был гораздо менее круглым, чем нынешний, но золотым пуговицам богато расшитого жилета уже приходилось выдерживать определенный напор. Он сидел, удобно раскинувшись в мягком кресле с широкими подлокотниками, положив маленькие ноги на бархатный пуфик, и держал в одной руке маленький бокал вина, а другой рылся в коробке с ананасными цукатами. Гарри повернул голову – рядом как раз приземлился Думбльдор – и понял, что они находятся в кабинете Дивангарда. Вокруг на более жестких или низких сиденьях расположились с полдюжины мальчиков подросткового возраста. Гарри сразу узнал Реддля; он был самый красивый и спокойный. Его правая рука покоилась на ручке кресла; Гарри, вздрогнув, увидел у него на пальце золотое кольцо с черным камнем: Реддль уже убил своего отца. – Сэр, а правда, что профессор Потешанс уходит на пенсию? – спросил Реддль. 160 – Том, Том, и знал бы, не сказал, – Дивангард укоризненно погрозил Реддлю белым от сахара пальцем, но слегка подпортил впечатление, подмигнув. – Интересно, откуда ты берешь информацию, дорогой мальчик; зачастую тебе известно больше, чем учителям. Реддль улыбнулся; остальные засмеялись и восхищенно посмотрели на него. – С твоей поразительной способностью знать то, что не следует, и умением угодить нужным людям – кстати, спасибо за ананасы, ты совершенно прав, это мои любимые… Кое-кто из мальчиков захихикал, но тут случилось непредвиденное: комнату неожиданно заволокло белым густым туманом, и Гарри перестал видеть что-либо, кроме лица Думбльдора. Затем из тумана донесся неестественно громкий голос Дивангарда: – … помяни мое слово, юноша, ты пойдешь по плохой дорожке! Туман рассеялся столь же внезапно, как и появился, но никто и словом о нем не обмолвился; все сидели с таким видом, словно ничего особенного не случилось. Гарри изумленно огляделся по сторонам. Маленькие золотые часы на письменном столе пробили одиннадцать. – Святое небо, уже так поздно? – воскликнул Дивангард. – Пора, ребята, иначе нам всем влетит. Лестранг, завтра утром я жду сочинение – или ты получишь взыскание. То же касается Эйвери. Мальчики потянулись к выходу. Дивангард грузно поднялся с кресла и отнес пустой бокал на письменный стол. Реддль медлил – нарочно, чтобы остаться наедине с преподавателем. Дивангард обернулся, увидел его и сказал: – Будь осторожен, Том, ты же не хочешь, чтобы тебя поймали вне спальни в такое время, ты ведь у нас староста… – Сэр, я хотел вас кое о чем спросить. – Тогда спрашивай скорей, мой мальчик, спрашивай… – Сэр, мне интересно, знаете ли вы что-нибудь об… окаянтах? Это случилось снова: плотный туман наполнил комнату, скрыв и Диванграда, и Реддля; только Думбльдор безмятежно улыбался рядом с Гарри. Затем, совсем как в прошлый раз, гулко зазвучал голос Дивангарда: – Я ничего не знаю об окаянтах, а если б и знал, не сказал! А теперь прочь отсюда и чтобы я больше не слышал о них! – Вот и все, – мирно проговорил Думбльдор. – Нам пора. Ноги Гарри оторвались от пола и пару секунд спустя опустились на коврик перед письменным столом Думбльдора. – Все? – недоумевающе спросил Гарри. И это – самое важное воспоминание? Что в нем особенного? Туман, конечно, странный, как и то, что его никто не заметил, но больше-то ничего… Подумаешь, Реддль задал вопрос и не получил ответа… – Ты, возможно, заметил, – сказал Думбльдор, усаживаясь за стол, – что над этим воспоминанием слегка поработали. – Поработали? – переспросил Гарри и тоже сел. – Определенно, – кивнул Думбльдор. – Профессор Дивангард испортил свои воспоминания. – Но зачем? – Затем, полагаю, что он их стыдится, – ответил Думбльдор. – Он хотел представить себя в лучшем свете и уничтожил те части, которые не хотел мне показывать. Работа, как ты сам видел, топорная, но оно и к лучшему: значит, под измененной записью по-прежнему находится настоящая. – Поэтому, Гарри, я впервые даю тебе домашнее задание: убедить профессора Дивангарда отдать тебе истинное воспоминание, без сомнения, самое для нас существенное. Гарри воззрился на него и, насколько мог почтительно, сказал: 161 – Но, сэр, тут я вам не нужен… воспользуйтесь легалименцией… или признавалиумом… – Профессор Дивангард очень опытный колдун и вряд ли боится таких вещей, – произнес Думбльдор. – Он изощрен в окклуменции куда более, чем несчастный Морфин Монстер, и я был бы потрясен, узнав, что он когда-либо расставался с противоядием к признавалиуму с тех самых пор, как я выманил у него эту пародию на воспоминания. – Нет, пытаться вырвать правду силой было бы глупо и принесло бы больше вреда, чем пользы; я не хочу, чтобы Дивангард покинул «Хогварц». Но у него, как у всех нас, есть свои слабости, и я уверен, что ты – единственный, кто способен прорвать оборону. Нам очень важно получить настоящее воспоминание, Гарри… насколько, мы узнаем, только увидев их. Ну-с, удачи тебе… и спокойной ночи. Слегка ошарашенный внезапным прощанием, Гарри быстро встал. – Спокойной ночи, сэр. Закрывая дверь кабинета, он отчетливо услышал голос Пиния Нигеллия: – Не понимаю, почему мальчишка сделает это лучше, чем ты, Думбльдор. – Я и не ждал, что ты поймешь, Пиний, – отозвался Думбльдор. Янгус вновь издал тихий мелодичный крик.

Глава восемнадцатая Именнинные сюрпризы
На следующий день Гарри рассказал о задании Думбльдора Рону и Гермионе, правда, по отдельности: Гермиона по-прежнему не желала находиться в обществе Рона дольше, чем требовалось для того, чтобы обдать его презрительным взглядом. Рон считал, что с Дивангардом не будет решительно никаких трудностей – Он тебя обожает, – сказал он за завтраком, небрежно махнув вилкой с большим куском яичницы. – И ни в чем не откажет своему любимому Принцу-зельеделу. Дождись, пока все разойдутся после уроков, попроси – и дело в шляпе. Гермиона была настроена более пессимистически. – Судя по всему, Дивангард твердо намерен скрыть истину, раз даже Думбльдор не сумел ничего выведать, – понизив голос, произнесла она. Была перемена; они стояли посреди пустого, заснеженного двора. – Окаянты… окаянты… никогда не слышала… – Нет? Гарри расстроился; он надеялся, что Гермиона хотя бы приблизительно знает, что это такое. – Наверное, это из высшей черной магии, иначе зачем они Вольдеморту? Да, Гарри, добыть информацию будет непросто, с Дивангардом надо быть очень осторожным, тщательно продумать стратегию… – Рон считает, надо просто дождаться, пока все разойдутся после урока, и… – Прекрасно! Если уж сам Вон-Вон так считает, действуй! – моментально вспыхнула Гермиона. – Бывало ли такое, чтоб Вон-Вон оказывался неправ? – Гермиона, неужели ты не можешь… – Нет! – отрезала она и умчалась. Гарри остался стоять по колено в снегу. Уроки зельеделия в последнее время были тяжелым испытанием – Гарри, Рону и Гермионе приходилось сидеть за одним столом. Сегодня Гермиона передвинула свой котел как можно ближе к Эрни и демонстративно игнорировала не только Рона, но и Гарри. – Ты-то чем провинился? – почти неслышно поинтересовался Рон, глядя на надменный профиль Гермионы. Гарри не успел ответить: Дивангард, стоя в начале класса, призвал всех к молчанию. 162 – Сели, сели, друзья! Быстренько, сегодня очень много работы! Итак: третий закон Голпаллота… кто скажет?... Ну конечно, мисс Грэнжер! Гермиона с нечеловеческой скоростью отбарабанила: – Третий закон Голпаллота гласит, что антидот к сложносоставному яду равен более, чем сумме антидотов к каждому из компонентов. – Совершенно верно! – просиял Дивангард. – Десять баллов «Гриффиндору»! А теперь, если принять третий закон Голпаллота за аксиому… Гарри ничего другого и не оставалось – он совсем ничего не понял. Дальнейших объяснений Дивангарда тоже не понимал никто, кроме Гермионы. – …это, конечно же, означает следующее – разумеется, при условии, что мы верно идентифицируем ингредиенты зелья с помощью разоблачар Скарпена – нашей первоочередной задачей становится не примитивный сбор антидотов к ингредиентам как таковым, но поиск того добавочного компонента, который почти алхимическим образом трансформирует несопоставимые элементы… Рон сидел рядом с Гарри, полуоткрыв рот, и рассеянно калякал что-то на своем новеньком «Высшем зельеделии». Он постоянно забывал, что больше не может рассчитывать на помощь Гермионы. – …а потому, – закончил Дивангард, – я прошу вас подойти к моему столу, взять по флакончику с ядом и к концу урока создать противоядие. Желаю удачи! Да, и не забудьте про защитные перчатки! Гермиона встала и оказалась на полпути к столу Дивангарда гораздо раньше, чем другие успели опомниться. Когда Гарри, Рон и Эрни вернулись к столу, она уже перелила содержимое своей бутылочки в котел и разводила под ним огонь. – Увы, Гарри, на этот раз Принц тебе не поможет, – жизнерадостно сказала она, выпрямляя спину. – Здесь требуется понимать принципы. Не обжулишь! Гарри раздраженно выдернул пробку из своего фиала, перелил кричаще-розовую жидкость в котел и развел огонь. Он не представлял, что делать дальше, и покосился на Рона. Тот повторил все действия Гарри и стоял с довольно-таки глупым видом. – У Принца точно ничего нет? – тихонько спросил он у Гарри. Гарри достал верное «Высшее зельеделие», открыл раздел «Антидоты» и сразу увидел третий закон Голпаллота – Гермиона процитировала его слово в слово. Однако никаких замечаний Принца, которые могли бы пролить свет на суть злополучного закона, не было. Очевидно, Принц, как и Гермиона, понимал его без труда. – Ни черта, – хмуро констатировал Гарри. Гермиона бодро размахивала палочкой над своим котлом. К сожалению, повторить ее заклинание было невозможно; она достигла таких успехов в невербальности, что уже ничего не произносила вслух. Эрни Макмиллан, однако, бормотал: «Специалис ревелио!» Это звучало внушительно, и Гарри с Роном поспешили сказать то же самое. Гарри не понадобилось и пяти минут, чтобы осознать: его репутация великого зельедела трещит по всем швам. При первом обходе подземелья Дивангард с надеждой заглянул в его котел, готовясь, как всегда, восторженно ахнуть, но вместо этого отдернул голову и закашлялся, когда ему в нос ударил запах тухлых яиц. Гермиона чуть не лопалась от ехидства; ее давно возмущало, что на зельеделии она все время оказывается на вторых ролях. Сейчас она уже разделила свое зелье на десять компонентов и разливала их по хрустальным бутылочкам. Чтобы не видеть этого возмутительного зрелища, Гарри склонился над учебником Принца-полукровки и с ненужной силой стал листать страницы. Вот оно! Поверх длинного списка противоядий было нацарапано: Просто сунуть в глотку безоар. 163 Пару секунд Гарри непонимающе смотрел на эту фразу. Кажется, когда-то он уже слышал про безоары. Разве не о них упоминал Злей на самом первом уроке? «Камень извлекается из желудка козла и может спасти от большинства ядов». Это не решало задачу Голпаллота, и при Злее Гарри ни за что бы не осмелился бы так поступить, но ситуация требовала отчаянных мер. Он подбежал к шкафу и принялся разбрасывать в разные стороны рога единорога и связки сушеных трав, пока не нашел у самой стены маленькую картонную коробочку с надписью: «Безоары». Он открыл ее в тот момент, когда Дивангард прокричал: – Осталось две минуты! Внутри лежало шесть сморщенных коричневых камешков, которые больше напоминали сушеные человеческие почки. Гарри схватил одну штуку, сунул коробку назад в шкаф и стремглав вернулся к своему котлу. – Время… ВЫШЛО! – добродушно известил Дивангард. – Посмотрим на ваши успехи! Блейз… что у тебя? Дивангард медленно шел по классу, внимательно изучая противоядия. Никто не успел закончить задание, хотя Гермиона и попыталась незаметно впихнуть в свою бутылочку еще несколько ингредиентов. Рон совершенно сдался и только старался не вдыхать отвратительные пары, вырывавшиеся из его котла. Гарри стоял и ждал, пряча безоар в немного вспотевшей руке. К их столу Дивангард подошел в последнюю очередь. Он понюхал зелье Эрни и с гримасой переместился к котлу Рона. Там он не задержался ни секунды и отпрянул, подавляя рвотный позыв. – Теперь ты, Гарри, – сказал он. – Что ты мне покажешь? Гарри протянул ему на ладони безоар. Дивангард молча смотрел на него секунд десять, не меньше. Гарри уже испугался, что учитель сейчас на него закричит, но Дивангард откинул голову назад и громко расхохотался. – Каков, однако! – прогремел он, взяв безоар и показывая его классу. – Ну просто вылитая мать… нет, не могу на тебя сердиться… безоар безусловно служит антидотом ко всем этим зельям! Гермиона, с потным лицом и сажей на носу, раздулась от возмущения. Незаконченное противоядие, которое состояло из пятидесяти двух компонентов, включая клок ее собственных волос, желеобразно пузырилось за спиной у Дивангарда, но тот не замечал ничего, кроме Гарри. – Сам додумался, да, Гарри? – сквозь зубы процедила Гермиона. – Вон вам нетривиальный подход истинного зельедела! – счастливо воскликнул Дивангард, не дожидаясь ответа Гарри. – Совсем как Лили… интуитивное чутье… никуда не денешься, гены… да, Гарри, да, если есть безоар, это, конечно же, решает дело…. Тем не менее, они годятся не для всего и вообще очень редки, поэтому знать, как готовятся противоядия, вовсе не помешает… Больше Гермионы злился, пожалуй, только Малфой, который, как злорадно отметил Гарри, облился чем-то вроде кошачьей блевотины. Однако ни тот, ни другая не успели выразить своих эмоций, поскольку зазвонил колокол. – Пора собираться! – воскликнул Дивангард. – Кстати, десять баллов «Гриффиндору» дополнительно – за обыкновенную дерзость! Не переставая кудахтать от смеха и переваливаясь с боку на бок, он направился в начало подземелья к своему столу. Гарри медлил, невообразимо долго складывая вещи в рюкзак. Ни Рон, ни Гермиона, уходя, не пожелали ему удачи; у обоих был весьма недовольный вид. Наконец в классе не осталось никого, кроме Гарри и Дивангарда. – Ну же, Гарри, опоздаешь на следующий урок, – добродушно проговорил Дивангард, защелкивая золотые замочки на портфеле из драконьей кожи. 164 – Сэр, – сказал Гарри, невольно напомнив сам себе Вольдеморта, – я хотел вас кое о чем спросить. – Тогда спрашивай скорей, мой мальчик, спрашивай… – Сэр, мне интересно, знаете ли вы что-нибудь об… окаянтах? Дивангард застыл. Его круглые щеки словно втянулось внутрь. Он облизал губы и хрипло произнес: – Что ты сказал? – Я спросил, знаете ли вы что-нибудь об окаянтах, сэр. Понимаете… – Тебя Думбльдор подослал, – прошептал Дивангард. Его голос совершенно переменился и звучал не благостно, как раньше, а потрясенно, испуганно. Дивангард неверными пальцами полез в нагрудный карман, достал носовой платок и вытер вспотевший лоб. – Думбльдор показал тебе… воспоминание, – сказал он. – А? Ведь так? – Да, – кивнул Гарри, решив, что лучше не врать. – Конечно, – тихо пробормотал Дивангард, не переставая промокать побелевшее лицо. – Разумеется.. Что же, Гарри, если ты видел воспоминание, то знаешь, что об окаянтах мне неизвестно ничего – ничего, – с силой повторил он, схватил драконий портфель, сунул платок в карман и решительно направился к двери. – Сэр, – в отчаянье воскликнул Гарри, – я просто подумал, может, было что-то еще… – Вот как? – отозвался Дивангард. – Ну, так ты ошибся, ясно? ОШИБСЯ! Гарри и пикнуть не успел, как учитель, грозно проревев последнее слово, захлопнул за собой дверь подземелья. Узнав о провале предприятия, ни Рон, ни Гермиона не выказали никакого сочувствия. Гермиона кипела от гнева из-за того, что Гарри прославился благодаря безделью, а Рон обиделся, что Гарри не взял безоар и на его долю. – Представь, как глупо это бы выглядело, если б мы оба вдруг додумались до такого! – раздраженно вскричал Гарри. – Мне ведь надо было подлизаться к нему, чтобы расспросить про Вольдеморта! И, слушай, возьми себя в руки! – досадливо бросил он, увидев, что Рон испуганно сморщился. Огорченный неудачей и обидами друзей, Гарри следующие несколько дней мрачно раздумывал над тем, как поступить с Дивангардом. И в конце концов решил перед новой атакой усыпить его бдительность, сделав вид, будто начисто забыл об окаянтах. Итак, Гарри затаился. Дивангард снова стал относиться к нему ласково и, похоже, выкинул неприятный инцидент из головы. Гарри дожидался приглашения на очередную вечеринку, решив, что на этот раз примет его, даже если придется перенести тренировку. Увы, приглашения не было. Гарри поинтересовался у Гермионы и Джинни: те тоже ничего не получали, как, по их сведениям, и все остальные. Гарри поневоле задумался: может, Дивангард вовсе не так забывчив, а просто прячется от расспросов? Между тем, библиотека «Хогварца» впервые в жизни подвела Гермиону. Это ее так потрясло, что она забыла о своей обиде на Гарри. – Я не нашла ни единого упоминания о том, для чего нужны твои окаянты! – возмущалась она. – Ни единого! Я прочесала весь запретный отдел! И представляешь, даже в самых кошмарных книгах про самые чудовищные зелья – ничего! Нашла только вот… в предисловии к «Магике самонаижутчайшей»… слушай: «об окаянтах, злокозненнейшем из всех чаровских измышлений, мы ни говорить, ни даже намекать не станем»… Спрашивается, зачем вообще писали? – досадливо воскликнула она и захлопнула старинную книгу; та взвыла, как привидение. – Ой, заткнись ты ради всего святого, – прикрикнула Гермиона и сунула книгу в рюкзак. 165 С приходом февраля снег растаял, и морозы сменились пронизывающей сыростью. Над замком висели тяжелые серо-фиолетовые тучи; непрерывные ледяные дожди совершенно размыли газоны. Из-за всего этого первый урок аппарирования, назначенный на субботнее утро, чтобы ребята не пропускали обычных занятий, прошел не на улице, а в Большом зале. Явившись туда, Гарри и Гермиона (Рон сопровождал Лаванду) увидели, что столы исчезли. По высоким окнам хлестали струи дождя; на зачарованном потолке мрачно клубились тучи. Шестиклассники выстроились в ряд перед профессором Макгонаголл, Злеем, Флитвиком, Спаржеллой – завучами колледжей – и маленьким колдуном, видимо, министерским инструктором аппарирования. Бесцветный, с легчайшим облачком волос и прозрачными ресницами, он выглядел настолько нематериальным, что грозил исчезнуть с первым же порывом ветра. Гарри подумал, что, наверное, этот человек каким-то образом уменьшился от постоянных исчезновений, хотя, возможно, дело обстояло проще: хрупкое сложение идеально подходило для аппарирования. Когда все построились, и завучи добились тишины, министерский колдун заговорил. – Доброе утро, – сказал он. – Меня зовут Уилки Тутитам. Ближайшие двенадцать недель я буду учить вас аппарированию и, надеюсь, за это время сумею подготовить к экзамену… – Малфой, стойте тихо и слушайте! – рявкнула профессор Макгонаголл. Все повернули головы к Малфою. Он тускло покраснел и злобно отступил от Краббе, с которым, по всей видимости, до этого яростно спорил. Гарри быстро перевел взгляд на Злея. Его лицо тоже выражало негодование, но, скорее всего, не из-за дурного поведения Малфоя, а потому, что Макгонаголл отчитала его подопечного. – …который многие успешно сдадут с первого раза, – как ни в чем не бывало продолжал Тутитам. – Вы, вероятно, знаете, что обычно на территории «Хогварца» аппарировать невозможно. Однако директор снял заклятие, всего на один час и в пределах Большого зала, чтобы вы могли попрактиковаться. Подчеркну: проникнуть за стены зала нельзя и с вашей стороны было бы крайне неблагоразумно попробовать это сделать. – А теперь я бы попросил вас разойтись – так, чтобы перед каждым оказалось футов пять свободного пространства. Ребята зашумели, задвигались, наталкиваясь друг на друга и сражаясь за места. Завучи расхаживали между учениками, переставляли их, унимали споры. – Гарри, куда это ты? – крикнула Гермиона. Гарри не ответил. Он быстро пробирался сквозь ряды соучеников – мимо профессора Флитвика, который, что-то пища, расставлял равенкловцев, боровшихся за место впереди; мимо профессора Спаржеллы, ловко выстраивавшей хуффльпуффцев в линейку. Наконец, обогнув Эрни Макмиллана, Гарри оказался позади всех, прямо за Малфоем. Тот, пользуясь всеобщей суматохой, с воинственным видом спорил с Краббе, который стоял в пяти футах от него. – Не знаю, сколько еще, ясно? – огрызнулся Малфой, не догадываясь, что у него за спиной стоит Гарри. – Все идет медленней, чем я думал. Краббе открыл рот, но Малфой и так догадался, что он хочет сказать. – Зачем, тебя не касается, Краббе, вы с Гойлом должны делать, что велено! Стойте на стреме и все! – А я всегда объясняю друзьям, почему они должны стоять на стреме, – сказал Гарри негромко, но так, чтобы Малфой услышал. Малфой крутанулся на месте, его рука взметнулась к волшебной палочке, но тут все четверо завучей закричали: «Тихо!», и в зале воцарилась тишина. Малфой медленно повернулся лицом к инструктору. – Спасибо, – поблагодарил Тутитам. – А сейчас… 166 Он взмахнул палочкой, и на полу перед каждым школьником появились старомодные деревянные кольца. – При аппарировании важно помнить правило трех «Н»! – объявил Тутитам. – Направление, настрой, неспешность! – Шаг первый: направьте все мысли на место, где хотите оказаться, – сказал инструктор. – В данном случае, на внутреннюю часть кольца. Прошу вас, состредоточьтесь. Все украдкой оглянулись, проверяя, чем заняты остальные, а потом уставились на кольца. Гарри пристально смотрел на пыльный круг пола в деревянной раме, изо всех сил пытаясь не думать ни о чем другом. Выяснилось, что это невозможно – он не мог выкинуть из головы мысли о Малфое и о том, зачем ему нужны дозорные. – Шаг второй, – продолжил Тутитам. – Настройтесь на необходимость оказаться в том месте, которое представляете! Пусть стремление попасть туда переполнит ваш мозг и распространится по всему телу! Гарри покосился по сторонам. Слева от него Эрни Макмиллан так впивался глазами в кольцо, что его лицо побагровело; он как будто собирался снести яйцо размером с Кваффл. Гарри подавил смех и поскорей перевел взгляд на собственное кольцо. – Шаг третий, – прокричал Тутитам, – только по команде… повернитесь на месте, прочувствуйте путь в никуда и, главное, двигайтесь неспешно! Итак, по команде… раз… Гарри еще раз огляделся; многие явно испугались, что надо так сразу аппарировать. – …два… Гарри опять постарался сфокусироваться на кольце; он уже забыл, в чем заключается правило трех «Н». – ТРИ! Гарри крутанулся, потерял равновесие и чуть не упал. Но не он один. В Большом зале все вдруг зашатались; Невилль упал навзничь; зато Эрни Макмиллан, совершив нелепый пируэт, впрыгнул в кольцо и некоторое время стоял там с весьма важным видом, пока не заметил хохочущего Дина Томаса. – Ничего, ничего, – сухо сказал Тутитам, видимо, ничего другого не ожидавший. – Поправьте кольца, пожалуйста, и вернитесь на исходную позицию… Вторая попытка оказалась ничем не лучше первой. Третья – тоже; ничего впечатляющего. На четвертой вдруг раздался страшный вопль. Все в ужасе оглянулись и увидели, что Сьюзан Боунс из «Хуффльпуффа» кое-как держится в кольце, а ее левая нога стоит за пять футов от нее, там, откуда она переместилась. Завучи устремились к ней; раздался громкий хлопок, и вырос клуб фиолетового дыма, который, рассеявшись, открыл взорам всхлипывающую Сьюзан. Ее нога вернулась на место, но бедняжка была страшно напугана. – Расплинчивание, или отделение произвольных частей тела, – бесстрастно произнес Уилки Тутитам, – происходит при отсутствии должного настроя. Вы должны постоянно помнить о направлении, и двигаться не торопясь, неспешно… вот так. Инструктор сделал шаг вперед и грациозно повернулся, расставив руки. Взметнулась роба, и он исчез, тут же появившись в задней части зала. – Помните правило трех «Н», – сказал он, – и попробуйте еще раз… один… два… три… Но и час спустя расплинчивание Сьюзан оставалось самым интересным событием всего занятия. Тутитама это нисколько не обескуражило. Застегнув плащ у горла, он невозмутимо промолвил: – До следующей субботы, ребята, и не забывайте: назначение. Настрой. Неспешность. С этими словами он взмахнул палочкой, убрал кольца и вместе с профессором Макгонаголл вышел из зала. Школьники сразу двинулись к выходу; в зале загудели голоса. 167 – У тебя получилось? – спросил Рон, подбегая к Гарри. – В последний раз я, кажется, что-то почувствовал – в ноге закололо. – Наверно, кроссовки жмут, Вон-Вон, – произнес голос у них за спиной. Мимо, противно ухмыляясь, прошествовала Гермиона. – А я ничего не почувствовал, – сказал Гарри, не обращая на нее внимания. – Но мне это сейчас безразлично… – Что значит «безразлично»? – не поверил Рон. – Ты что, не хочешь научиться аппарировать? – Да уж не мечтаю. Мне больше нравится летать, – признался Гарри и оглянулся через плечо, разыскивая взглядом Малфоя. Они вышли в вестибюль, и он убыстрил шаг. – Слушай, давай скорей, я хочу кое-что сделать… Вместе с недоумевающим Роном он почти бегом вернулся в гриффиндорскую башню. На четвертом этаже их ненадолго задержал Дрюзг, который заблокировал дверь и отказывался пропускать школьников, пока они не подожгут собственные штаны, но Гарри и Рон попросту повернули обратно и прошли одним из проверенных коротких путей. Меньше, чем через пять минут они уже карабкались в дыру за портретом. – Ты когда-нибудь скажешь, что мы собираемся делать? – чуть задыхаясь, спросил Рон. – Иди за мной, – вместо ответа сказал Гарри, пересек гостиную и направился к двери в спальню. Там, как он и надеялся, было пусто. Гарри распахнул сундук и начал перебирать вещи. Рон нетерпеливо следил за ним. – Гарри… – Малфой использует Краббе и Гойла как часовых. Он только что пререкался об этом с Краббе. Я хочу выяснить… ага. Он нашел, что искал: сложенный пергамент, на первый взгляд совершенно чистый. Гарри развернул его, разгладил и постучал по нему кончиком волшебной палочки. – Торжественно клянусь, что не замышляю ничего хорошего… во всяком случае, Малфой не замышляет. На пергаменте возникла Карта Мародера с детальным планом всех этажей замка. По ней двигались черные поименованные точечки – обитатели замка. – Помоги отыскать Малфоя, – попросил Гарри. Он положил карту на свою кровать, и они с Роном склонились над ней. – Вот! – сказал Рон спустя пару минут. – В слизеринской гостиной, смотри… Он, Паркинсон, Забини, Краббе и Гойл… Гарри воззрился на карту в страшном разочаровании, но почти сразу взял себя в руки. – С сегодняшнего дня я буду за ним следить, – объявил он. – И как только увижу в неположенном месте с Краббе и Гойлом на часах, сразу под плащ-невидимку – выяснять, что… Гарри замолк: в спальню вошел Невилль. Он принес с собой острый запах горелого и полез в сундук за новыми штанами. Гарри твердо нацелился поймать Малфоя, однако следующие две недели ему решительно не везло. Он то и дело смотрел на карту, иной раз даже отпрашивался с уроков будто бы в туалет, но ни разу не застал Малфоя за чем-нибудь подозрительным. Краббе и Гойл, действительно, чаще обычного шатались по замку и, бывало, неподвижно стояли в пустых коридорах, но Малфоя не только не оказывалось рядом, он вообще исчезал с карты. Все это казалось очень загадочным. Гарри стал думать, что Малфой действительно покидает территорию школы, но не мог понять, как такое возможно при новых, сверхстрогих, мерах безопасности. Оставалось только предположить, что он теряет Малфоя среди сотен других точек. Ну, а то, что Малфой, Краббе и Гойл раньше были неразлучны, а теперь занимаются каждый своими делами, это 168 ведь… случается с возрастом, грустно думал Гарри. Рон с Гермионой – живое тому доказательство. Близился март. Погода не менялась, за одним исключением: стало не только сыро, но и ветрено. В общих гостиных, к крайнему возмущению школьников, развесили объявления о том, что прогулка в Хогсмед отменяется. Рон негодовал. – В мой день рождения! – кричал он. – Я так ждал! – В общем-то, ничего удивительно, – заметил Гарри. – После случая с Кэтти. Она все еще лежала в больнице. А «Прорицательская» сообщала о все новых исчезновениях – в том числе родственников учащихся «Хогварца». – Но теперь остается ждать только дурацкого аппарирования! – ворчал Рон. – Тоже мне удовольствие… После трех занятий трудности с аппарированием продолжались, и еще несколько человек умудрились расплинчиться. Разочарование росло вместе с недобрыми чувствами к Уилки Тутитаму и его трем «Н», из-за которых ему присвоили множество прозвищ. Самыми приличными были Накакан и Навозная башка. Утром первого марта Гарри разбудили шумные сборы Дина и Симуса на завтрак. – С днем рождения, Рон, – сказал он, едва те ушли. – Получи подарочек. Он швырнул сверток Рону на кровать, в дополнение к небольшой стопке, которую, как предположил Гарри, ночью принесли эльфы. – Угу, – сонно буркнул Рон и начал разрывать обертку. Гарри встал и полез в сундук за Картой Мародера; он каждый раз ее прятал. Перевернув полсундука, он извлек ее из-под свернутых носков, в которых хранил зелье удачи, фортуну фортунатум. Гарри отнес карту в кровать, постучал по ней и тихо, чтобы не услышал Невилль, как раз проходивший мимо изножья его кровати, пробормотал: – Торжественно клянусь, что не замышляю ничего хорошего. – Красивые, Гарри! – восторженно крикнул Рон, размахивая новыми квидишными перчатками. – Не стоит благодарности, – рассеянно отозвался Гарри, внимательно осматривая спальню «Слизерина». – Эй… кажется, его нет в постели… Рон не ответил; он был слишком занят подарками и все время восхищенно ахал. – Отличный улов в этом году! – провозгласил он, поднимая над головой тяжелые золотые часы с непонятными символами по краю и крохотными движущимися звездочками вместо стрелок. – Видишь, что мама с папой подарили? Пожалуй, надо устроить совершеннолетие и на следующий год тоже… – Правильно, – пробормотал Гарри, удостоив часы мимолетного взгляда, и снова уставился на карту. Где же Малфой? Он не завтракает в Большом зале… его нет у Злея, который восседает в своем кабинете… нет ни в одном из туалетов и в больнице… – Хочешь? – невнятно промычал Рон, протягивая Гарри коробку шоколадных котлокексов. – Нет, спасибо, – Гарри поднял глаза. – Малфой опять пропал! – Никак не мог, – помотал головой Рон, засунул в рот второй котлокекс, вылез из кровати и начал одеваться. – Давай-ка, поторопись, а то тебе придется аппарировать на пустой желудок… впрочем, может, так легче… Рон задумчиво уставился на коробку со сладостями, пожал плечами и сунул в рот третий котлокекс. Гарри постучал по карте волшебной палочкой со словами: «Проделка удалась», хотя это было совсем не так, и оделся, не переставая напряженно размышлять. Есть же объяснение странным исчезновениям Малфоя, только, увы, он совершенно не представлял, какое. Конечно, проще всего было бы проследить за ним, но даже с плащом-невидимкой это практически 169 невыполнимо; у него уроки, тренировки, домашние задания, аппарирование. А если что-то пропустить, его отсутствие обязательно заметят. – Готов? – спросил он Рона. На полпути к двери Гарри понял, что Рон даже не пошевелился. Он стоял, опираясь на стойку балдахина, и странно расфокусированным взглядом смотрел в залитое дождем окно. – Рон? Завтрак. – Я не голоден. Гарри удивленно уставился на него. – Ты же только что говорил…? – Ладно, я спущусь с тобой, – вздохнул Рон, – но есть не буду. Гарри подозрительно посмотрел на друга. – Сожрал полкоробки котлокексов? – Не в том дело, – Рон опять вздохнул. – Ты… ты не поймешь. – Где уж мне, – ответил порядком заинтригованный Гарри и направился к двери. – Гарри! – внезапно позвал Рон. – Что? – Я не могу этого стерпеть! – Стерпеть чего? – Гарри начал волноваться. Рон был бледен и выглядел так, словно его сейчас вырвет. – Не могу перестать думать о ней! – хрипло выдавил Рон. Гарри в ужасе на него воззрился. Он такого не ожидал и не хотел этого слушать. Они, конечно, друзья, но если Рон начнет называть Лаванду «Лав-Лав», придется провести черту. – Это же не мешает завтракать, – сказал Гарри, чтобы придать происходящему толику здравого смысла. – Она не знает о моем существовании, – с отчаянным жестом вымолвил Рон. – Знает, и еще как, – потрясенно возразил Гарри. – Она все время с тобой целуется, забыл? Рон моргнул. – Ты о ком? – А ты о ком? – спросил Гарри. Ему все больше казалось, что они оба сошли с ума. – О Ромильде Вейн, – прошептал Рон, и его лицо осветилось, словно от яркого солнца. Минуту-другую они молча смотрели друг на друга. Потом Гарри сказал: – Это шутка, да? Ты шутишь. – Гарри, кажется… я люблю ее, – признался Рон сдавленным голосом. – Очень хорошо, – Гарри подошел к Рону и внимательней заглянул в его остекленевшие глаза и обескровленное лицо. – Отлично… скажи это еще раз серьезно. – Я люблю ее, – чуть слышно повторил Рон. – Ты видел, какие у нее волосы, черные, блестящие, шелковистые… а глаза? Большие черные глаза? А… – Ужасно смешно и все прочее, – нетерпеливо перебил Гарри, – только шутка затянулась. Хватит. Он успел сделать пару шагов к двери, но вдруг получил мощный удар по правому уху. Пошатнувшись, он оглянулся. Рон, с искаженным от ярости лицом, снова отводил кулак назад, готовясь ударить еще раз. Реакция Гарри была инстинктивной; палочка будто сама вылетела из кармана, а в мозгу прозвучало заклинание: – Левикорпус! 170 Рон закричал. Его вздернуло за пятку; он беспомощно болтался в воздухе вверх ногами, роба свисала вниз. – За что? – возмущенно взревел Гарри. – Ты оскорбил ее! Назвал это шуткой! – завопил Рон. Кровь приливала к его лицу, и оно медленно багровело. – Сумасшествие какое-то! – воскликнул Гарри. – Что на тебя нашло? Тут он увидел на кровати Рона открытую коробку, и его словно тролль по голове треснул. – Откуда ты взял котлокексы?! – Это подарок на день рождения! – выкрикнул Рон, пытаясь освободиться и медленно бултыхаясь в воздухе. – Я тебе предлагал, не помнишь? – Ты подобрал их с пола? – Они упали с моей кровати, ясно? Отпусти! – Они не с кровати упали, балда, не понимаешь, что ли? Это же моя коробка, я вынул из сундука, когда искал карту. Мне Ромильда подарила на Рождество! Они же напичканы любовным зельем! Из всего этого Рон услышал только одно слово. – Ромильда? – пролепетал он. – Ты сказал «Ромильда»? Гарри… ты ее знаешь? А меня можешь познакомить? Лицо болтающегося в воздухе Рона озарилось безумной надеждой. Гарри смотрел на него, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Какая-то его часть – ближайшая к пульсирующему от боли уху – ужасно хотела спустить Рона вниз и посмотреть, что он будет творить, пока не выветрится зелье… но, с другой стороны, они друзья, Рон был не в себе, когда напал на него… Гарри подумал, что, позволив Рону объявить о вечной любви Ромильде Вейн, заслужил бы второй удар по уху. – Конечно, познакомлю, – пообещал он, лихорадочно размышляя. – Я сейчас спущу тебя вниз, хорошо? Он с грохотом опустил Рона на пол (все-таки ухо болело очень сильно), но Рон моментально вскочил на ноги, улыбаясь во весь рот. – Она в кабинете Дивангарда, – уверенно сказал Гарри и пошел к двери. – Зачем? – встревоженно спросил Рон, торопясь за ним. – У нее… дополнительные занятия по зельеделию, – на ходу сочинил Гарри. – Может, я тоже с ней позанимаюсь? – мечтательно произнес Рон. – Отличная мысль, – похвалил Гарри. У дыры за портретом их ждало непредвиденное осложнение в лице Лаванды. – Опаздываешь, Вон-Вон, – надула губки она. – У меня для тебя пода… – Оставь меня в покое, – нетерпеливо отмахнулся Рон. – Гарри сейчас познакомит меня с Ромильдой Вейн. Ничего ей больше не сказав, Рон пролез в дыру за портретом. Гарри с извиняющимся видом посмотрел на Лаванду, но той, видно, показалось, что он над ней просто потешается, настолько оскорбленным было ее лицо. Потом портрет Толстой Тети захлопнулся. Гарри опасался, как бы Дивангард не ушел завтракать, но тот открыл дверь после первого же стука. На нем был зеленый бархатный халат и подходящий ночной колпак. Он сонно похлопал глазами и промямлил: – Гарри... ты так рано… по субботам я обычно сплю поздно… – Профессор, мне ужасно жаль вас беспокоить, – как можно тише сказал Гарри, сдерживая Рона, который приподнимался на цыпочках и пытался заглянуть за Дивангарда, в комнату, – но 171 мой друг Рон по ошибке проглотил любовное зелье. Вы не можете приготовить противоядие? Я бы отвел его к мадам Помфри, но нам не разрешают держать товары из «Удивительных ультрафокусов Уэсли» и… ну, вы понимаете… расспросы… – Но ты и сам мог бы приготовить лекарство. Ты же опытный зельедел, – проговорил Дивангард. – Э-м-м, – замычал Гарри. Рон толкал его локтем под ребра, пытаясь прорваться в комнату, и это немного отвлекало от разговора. – Видите ли, сэр… я никогда не делал противоядия к любовному зелью… пока я все приготовлю, Рон может что-нибудь натворить… Словно в подтверждение его слов, Рон простонал: – Я не вижу ее, Гарри… он что, ее прячет? – А зелье случайно не просрочено? – Дивангард поглядел на Рона уже с профессиональным интересом. – Бывает, со временем они становятся крепче. – Это бы многое объяснило, – задыхаясь, проговорил Гарри. Ему приходилось буквально бороться с Роном, чтобы тот не сшиб Дивангарда с ног. – У него сегодня день рождения, профессор, – добавил он умоляюще. – Ладно, входите, – сдался Дивангард. – Все необходимое у меня в сумке, противоядие не сложное… Рон влетел в дверь жарко натопленного, заставленного вещами кабинета, споткнулся об украшенную кисточками низенькую скамеечку, с трудом удержался на ногах, схватив Гарри за шею, и пробормотал: – Она этого не видела, нет? – Она еще не пришла, – сказал Гарри, глядя на Дивангарда. Тот открыл набор для приготовления зелий и принялся насыпать по щепотке того-сего в маленький хрустальный флакончик. – Это хорошо, – горячечно произнес Рон. – Как я выгляжу? – Фантастически, – невозмутимо заверил Дивангард, протягивая Рону стакан с прозрачной жидкостью. – Выпей, это тонизирующее, укрепляет нервы… поможет успокоиться перед ее приходом, ну, сам понимаешь. – Здорово, – обрадовался Рон и шумно проглотил противоядие. Гарри и Дивангард внимательно наблюдали за ним. Мгновение Рон, сияя, смотрел на них; затем улыбка очень медленно сошла с его лица, уступив месту крайнему ужасу. – Что, опомнился? – усмехнулся Гарри. Дивангард хихикнул. – Спасибо огромное, профессор. – Не за что, мой мальчик, не за что, – отозвался Диванград. Рон с отчаянным видом рухнул в ближайшее кресло, а Дивангард поспешил к столику, заставленному напитками, со словами: – Ему надо что-нибудь выпить для поднятия настроения. Так, у меня есть усладэль, вино… последняя бутылка меда, настоянного в дубовых бочках… х-м-м… хотел подарить Думбльдору на Рождество… а, ладно… – Дивангард пожал плечами, – он не знает и не обидится! Почему бы нам не открыть ее и не отпраздновать день рождения мистера Уэсли? Ничто так не облегчает страданий неразделенной любви, как изысканное вино… Он закурлыкал от смеха, и Гарри присоединился к нему. Со времени неудачной попытки добыть истинное воспоминание они впервые снова оказались практически с глазу на глаз. Если хорошее настроение учителя сохранится… если они выпьют достаточное количество дубового меда… – Прошу, прошу, – Дивангард протянул Гарри и Рону бокалы, а после поднял свой. – Что ж, поздравляю, Ральф… – Рон, – шепнул Гарри. Тот, казалось, даже не слышал тоста, быстро опрокинул бокал и проглотил вино. 172 Через секунду, через один удар сердца, Гарри осознал, что случилось нечто ужасное, но Дивангард пока еще ничего не понял. – …будь здоров и… – Рон! Рон выронил бокал, полупривстал с кресла – и рухнул, конвульсивно дергая конечностями. Изо рта потекла пена, глаза вылезли из орбит. – Профессор! – заорал Гарри. – Сделайте что-нибудь! Но Дивангарда словно парализовало. Рон содрогался, давился; его кожа быстро синела. – Что… но… – лепетал Дивангард. Гарри перескочил через низенький столик, метнулся к набору для приготовления зелий и принялся выхватывать разные банки и мешочки. Рон издавал ужасные клокочущие звуки. Наконец Гарри нашел то, что нужно – сморщенный, похожий на человеческую почку камень, который Дивангард забрал у него на зельеделии. Он бросился к Рону, насильно раскрыл ему рот и сунул туда безоар. Рон чудовищно содрогнулся и прерывисто выдохнул, потом его тело обмякло и замерло в неподвижности.

Глава девятнадцатая Эльфийский хвост
– Короче, в целом, не самый удачный день рождения, – констатировал Фред. Наступил вечер; в палате царила тишина, окна были зашторены, лампы зажжены. Рон лежал здесь один, рядом сидели Гарри, Гермиона и Джинни. Они весь день простояли за двойными дверями больничного крыла, заглядывая внутрь, когда кто-то входил или выходил. Только в восемь вечера мадам Помфри разрешила им войти. Через десять минут появились Фред и Джордж. – Да уж, не так мы себе представляли вручение подарков, – хмуро произнес Джордж. Он положил на прикроватный столик большой сверток в подарочной упаковке и сел рядом с Джинни. – Точно, в нашем воображении он был в сознании, – сказал Фред. – Гуляли мы по Хогсмеду, собирались его удивить… – продолжал Джордж. – Вы были в Хогсмеде? – подняв глаза, спросила Джинни. – Мы подумывали купить хохмазин Зонко, – печально пояснил Фред. – Открыть хогсмедское отделение. Только много ли проку, если вас, дураков, не будут туда пускать… кому тогда продавать товар… впрочем, ладно, сейчас не об этом. Он придвинул стул, сел возле Гарри и посмотрел в бледное лицо Рона. – Как, значит, это случилось? Гарри повторил историю, которую рассказывал уже раз сто – Думбльдору, Макгонаголл, мадам Помфри, Гермионе, Джинни. – …и тогда я сунул ему в горло безоар, он задышал посвободней, Дивангард бросился за помощью, прибежали Макгонаголл и мадам Помфри и отнесли Рона сюда. Они считают, он поправится. Мадам Пофмри говорит, он пролежит здесь неделю или около того, будет принимать сироп сострадалика… – Повезло еще, что ты сообразил насчет безоара, – тихо сказал Джордж. – Повезло, что он вообще там нашелся, – отозвался Гарри, который холодел всякий раз, когда думал о том, что могло случиться, если б этого камешка под рукой не оказалось. Гермиона, которая целый день была на редкость молчалива, почти неслышно всхлипнула. Утром она, совершенно побелевшая, примчалась к дверям больницы и потребовала у Гарри отчета о случившемся, но потом практически не принимала участия в горячих спорах об 173 отравлении, которые вели Гарри и Джинни. Она просто стояла рядом, испуганно сжав зубы, пока наконец их не пропустили к больному. – Мама с папой знают? – спросил Фред у Джинни. – Они тут уже были, примерно час назад… они сейчас в кабинете у Думбльдора и скоро вернутся… Рон что-то пробормотал во сне. Все замолчали и посмотрели на него. – Значит, яд был в вине? – тихо проговорил Фред. – Да, – с готовностью подтвердил Гарри; он не мог вообразить ничего другого и был рад возможности еще раз все обсудить. – Дивангард разлил его по бокалам… – А он не мог незаметно от тебя что-нибудь подсыпать? – Мог, – сказал Гарри, – но только зачем? – Понятия не имею, – Фред нахмурился. – Вам не кажется, что он случайно перепутал бокалы? А целил в тебя? – Зачем Дивангарду травить Гарри? – удивилась Джинни. – Не знаю, – сказал Фред, – по идее, куча народу должна мечтать его извести. Он же Избранный и все такое прочее. – Думаешь, Дивангард – Упивающийся Смертью? – спросила Джинни. – Не исключено, – мрачно ответил Фред. – Он мог действовать под проклятием подвластия, – произнес Джордж. – А еще он мог быть не при чем, – сказала Джинни. – Яд могли налить в бутылку, и тогда он предназначался для самого Дивангарда. – Кому нужно убивать Дивангарда? – Думбльдор считает, что Вольдеморт сам хотел заполучить Дивангарда, – вмешался Гарри. – До «Хогварца» Дивангард целый год скрывался. Вероятно, что… – он подумал о таинственном испорченном воспоминании, – Вольдеморт хочет его убрать, чтобы он не принес пользы Думбльдору. – Но ты говорил, что Дивангард хотел подарить эту бутылку Думбльдору на Рождество, – напомнила Джинни. – Значит, предполагаемой жертвой мог быть и Думбльдор. – В таком случае отравитель не слишком хорошо знал Дивангарда, – сказала Гермиона. Она заговорила впервые за несколько часов, и ее голос звучал, как при сильной простуде. – Иначе сообразил бы, что вкусненькое он прибережет для себя. – Ер-мо-на, – неожиданно простонал Рон. Все притихли, устремив на него тревожные взгляды, но Рон пролепетал нечто неразборчивое и захрапел. Внезапно распахнулась дверь, и все вздрогнули от испуга. В палату широченными шагами ворвался Огрид с арбалетом в руках и капельками дождя в волосах, в развевающейся медвежьей шубе. За ним оставались огромные, размером с дельфина, грязные следы. – Весь день в лесу! – задыхаясь, выпалил он. – Арагогу похужело, я ему сказки читал… только-только пришел на ужин, а профессор Спаржелла мне все и рассказала!... Как Рон? – Ничего, – сказал Гарри. – Поправится. – Не больше шести посетителей за раз! – воскликнула мадам Помфри, выбегая из своего кабинета. – С Огридом нас как раз шесть, – заметил Джордж. – А-а… да… – проворчала мадам Помфри. Видимо, из-за необъятных размеров Огрида она посчитала его сразу за нескольких человек и теперь, чтобы скрыть замешательство, выхватила волшебную палочку и принялась торопливо удалять мокрые следы. 174 – Прямо поверить не могу, – хрипло проговорил Огрид, глядя на Рона и мотая большой косматой головой. – Не верю и все тут… смотрите… лежит… кому вдруг понадобилось его травить? – Именно это мы и обсуждаем, – сказал Гарри. – Непонятно. – Может, на гриффиндорскую команду кто-то зло затаил? – обеспокоенно предположил Огрид. – Сначала Кэтти, теперь Рон.. – Команду? – удивился Джордж. – Да кому это в голову взбредет? – Древ укокошил бы всех слизеринцев, если б знал, что это сойдет ему с рук, – справедливо заметил Фред. – Вряд ли дело в квидише, но, думаю, между покушениями есть связь, – тихо произнесла Гермиона. – С чего ты взяла? – спросил Фред. – Во-первых, они оба не стали смертельными только благодаря счастливой случайности. А во-вторых, ни яд, ни ожерелье, по всей видимости, не попали к предполагаемым жертвам. Конечно, это означает, – добавила она, размышляя, – что преступник опаснее, чем мы думаем: ему, похоже, безразлично, сколько людей он прикончит на пути к цели. Не успело прозвучать это страшное пророчество, как дверь снова отворилась, и в палату быстро вошли мистер и миссис Уэсли. В первый раз они всего лишь удостоверились, что Рон поправится; сейчас миссис Уэсли обняла Гарри и очень крепко прижала его к себе. – Думбльдор рассказал нам про безоар, – всхлипывая, выговорила она. – Гарри, Гарри, что тут сказать? Ты спас Джинни… потом Артура… а теперь вот – Рона… – Не стоит… я не… – неловко бормотал Гарри. – Если подумать, половина нашей семьи обязана тебе жизнью, – сдавленно произнес мистер Уэсли. – Да, Гарри… день, когда Рон решил сесть в твое купе в «Хогварц-экспрессе», определенно был для всех Уэсли очень счастливым. Гарри решительно не знал, что на это ответить, и почти обрадовался, когда мадам Помфри еще раз напомнила, что у постели Рона должно находиться не более шести посетителей. Он и Гермиона сразу вскочили. Огрид тоже решил уйти, чтобы оставить Рона с семьей. Они втроем пошли по коридору к мраморной лестнице. – Вот кошмар, – рокочуще сказал Огрил себе в бороду. – Столько новых мер, а на детей все равно нападают… Думбльдор тревожится до смерти… ничего не говорит, но я-то вижу… – А у него нет никаких предположений? – отчаянным голосом спросила Гермиона. – С его-то мозгами у него их, поди, сотни, – верноподданнически ответил Огрид. – Но только и он не знает, кто прислал ожерелье и кто подложил яд, не то б их схватили, верно? Я чего переживаю, – Огрид понизил голос и оглядянулся через плечо (Гарри, для верности, поглядел еще и на потолок: нет ли Дрюзга), – ежели на детишек и дальше будут нападать, «Хогварц» долго не продержится. Это ж Комната Секретов снова-здорово. Опять паника, опять начнут забирать детей, не успеешь оглянуться, как соберут совет правления и… Огрид замолчал, пропуская призрак длинноволосой женщины, безмятежно плывший мимо, а потом продолжил хриплым шепотом: – …решат закрыть нас навсегда. – Неужели могут? – испугалась Гермиона. – А вы гляньте с ихней точки зрения, – сумрачно изрек Огрид. – Посылать ребенка в «Хогварц» это ж вообще всегда риск, так? Когда столько малолетних колдунов сидят взаперти в одном месте, поневоле жди неприятностей. Но попытка убийства, это дело другое. Мудрено ль, что Думбльдор сердится на Зл… Огрид вдруг встал как вкопанный. На его лице – по крайней мере, той его части, что виднелась над спутанной черной бородой – появилось знакомое виноватое выражение. 175 – Что? – быстро переспросил Гарри. – Думбльдор сердится на Злея? – Я такого не говорил, – ответил Огрид, запаниковав и тем самым полностью себя выдав. – Гляньте-ка, время сколько, полночь почти, мне уж надо… – Огрид, почему Думбльдор сердится на Злея? – громко повторил Гарри. – Ш-ш-ш! – испуганно, недовольно шикнул Огрид. – Нечего вопить про такое на всю округу, ты чего, хочешь, чтоб меня с работы погнали? Хотя какое тебе дело, ты ж бросил уход за магическими… – Не пытайся меня пристыдить, это не поможет! – напористо сказал Гарри. – Что сделал Злей? – Не знаю, Гарри, мне вообще это знать не полагалось! Я… ну, короче, вышел как-то вечером из леса и вдруг слышу: разговор… спор, точнее. Я не хотел, чтоб меня заметили. Крадусь себе мимо, стараюсь не слушать, но они так… горячились, так уж поневоле... – И что? – настаивал Гарри. Огрид в замешательстве завозил огромными ногами. – Ну… Злей говорил, что Думбльдор слишком много принимает как должное и что, может быть, он – Злей, то есть – больше не хочет этим заниматься… – Чем? – Не знаю, Гарри! Злей вроде как заявил, что перетрудился, вот и все… а Думбльдор ему в ответ: мол, согласился, значит, выполняй. Очень так твердо. А потом еще сказал про расследование, которое Злей ведет в своем колледже, в «Слизерине». Ну, в этом-то ничего странного нет! – воскликнул Огрид, увидев, что Гарри и Гермиона обменялись многозначительными взглядами. – Всем завучам велели разведать насчет ожерелья… – Да, но с остальными Думбльдор не ругался, – заметил Гарри. – Слушай, Гарри, – Огрид неловко вертел в руках арбалет; вдруг раздался треск, и оружие разломилось надвое, – Я знаю, что тебе Злей поперек горла, и не хочу, чтоб ты всякого напридумывал. – Осторожно, – коротко предупредила Гермиона. Они обернулись – как раз вовремя, чтобы заметить огромную тень Аргуса Филча, появившуюся на стене. Вскоре и сам он вышел из-за угла, горбясь и тряся брылями. – Ага! – просвистел он. – Так поздно, и не в кроватях! За это – взыскание! – С какой радости, Филч? – возразил Огрид. – Они же со мной. – Ну и что? – оскорбительно осведомился Филч. – Я – учитель, черт меня побери, ясно, швах ты пронырливый? – моментально вспыхнул Огрид. Филч надулся от ярости. Раздалось омерзительное шипение, и неизвестно откуда возникла миссис Норрис. Изогнувшись, она обвилась вокруг тощих лодыжек Филча. – Топайте отсюда, – сказал Огрид уголком рта. Гарри не пришлось упрашивать; они с Гермионой припустили прочь. Вслед неслись громкие голоса Огрида и Филча. На повороте к гриффиндорской башне им встретился Дрюзг, но он радостно спешил на крик, хехекая и распевая: Где раздор и где беда, Дрюзгу нравится всегда! Толстая тетя спала и разворчалась, что ее разбудили, однако распахнулась и пропустила Гарри и Гермиону в общую гостиную, где царило безлюдье и благословенная тишина. Видно, никто пока не знал про Рона. Гарри вздохнул с облегчением: расспросов на сегодня было больше чем достаточно. Гермиона, пожелав ему спокойной ночи, направилась к спальне девочек, а Гарри задержался, сел перед камином и уставился на тлеющие угольки. 176 Значит, Думбльдор ругался со Злеем, накричал на него вопреки всем своим заявлениям о безоговорочном доверии… Значит, он считает, что Злей недостаточно усердно допрашивает слизеринцев… а может быть, одного слизеринца: Малфоя? Почему же Думбльдор притворялся, будто подозрения Гарри совершенно необоснованны? Боялся, что Гарри сделает глупость, полезет сам в это дело? Вполне вероятно. Но не исключено и другое: Думбльдор не хочет, чтобы Гарри отвлекался от занятий или от «домашнего задания» с воспоминанием. Или Думбльдор не считает возможным делиться подозрениями насчет одного из преподавателей с шестнадцатилетним мальчишкой… – А, вот и ты, Поттер! Гарри подскочил от испуга и выхватил палочку. Он был абсолютно уверен, что в общей гостиной никого нет, и не ждал, что над дальнем креслом вдруг вырастет какая-то огромная фигура. Приглядевшись, он узнал Кормака Маклаггена. – Я тебя ждал, – сказал Маклагген, не замечая нацеленной на него волшебной палочки. – Наверно, заснул. Слушай, я видел, что Уэсли забрали в больницу. Вряд ли он поправится к матчу. Это же на следующей неделе. Гарри понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем речь. – А… да… квидиш, – пробормотал он, засовывая палочку за ремень джинсов и устало проводя рукой по волосам. – Точно… может и не поправиться. – А кто будет за него, я? – спросил Маклагген. – Да, – сказал Гарри, – думаю, да… Он не мог найти возражений; в конце концов, Маклагген был вторым по результатам отборочных испытаний. – Отлично, – довольно произнес Маклагген. – Когда тренировка? – Что? А… завтра вечером. – Хорошо. Слушай, Поттер, нам надо заранее кое-что обсудить. У меня есть соображения насчет стратегии, они могут оказаться полезными. – Здорово, – без энтузиазма ответил Гарри. – Завтра, ладно? А то я порядком устал… пока… На следующий день новость об отравлении Рона быстро распространилась по школе, но, в отличие от нападения на Кэтти, не вызвала большой сенсации. Считалось, что если все произошло в кабинете преподавателя зельеделия, это вполне мог быть несчастный случай; к тому же, Рону вовремя дали противоядие, и дело кончилось благополучно. В целом, гриффиндорцев больше волновал предстоящий матч с «Хуффльпуффома»; многие хотели увидеть, как Заккерайес Смит, Охотник хуффльпуффской команды, понесет заслуженное наказание за свои гнусные комментарии к первому матчу сезона. А вот Гарри еще никогда не интересовался квидишем так мало. Он буквально помешался на Драко Малфое, при каждом удобном случае проверял Карту Мародера и, бывало, специально шел туда, где находился Малфой, однако ни разу не застал его за чем-нибудь подозрительным. И все же он по-прежнему необъяснимо исчезал с карты… Увы, времени на обдумывание этой загадки было совсем немного, учитывая тренировки, домашнюю работу и то, что Гарри теперь постоянно приходилось лавировать между Маклаггеном и Лавандой Браун. Он даже не знал, кто из них надоел ему больше. Маклагген бомбардировал его намеками на то, что как Охранник он куда лучше Рона и что Гарри, увидев его игру, скоро сам в этом убедится; кроме того, Маклагген охотно критиковал других игроков и заваливал Гарри детальными схемами тренировок; Гарри не однажды приходилось напоминать, кто из них капитан. Лаванда, в свою очередь, постоянно оказывалась возле Гарри и сразу начинала обсуждать Рона, что было не менее утомительно, чем спортивные лекции Маклаггена. Вначале Лаванда досадовала на то, что никто не догадался сообщить ей о несчастье с Роном – «Все-таки я его 177 девушка!» – но потом, как ни печально, простила Гарри его бестактность и теперь горела желанием бесконечно, всесторонне обсуждать чувства Рона, хотя Гарри с радостью бы отказался от такой привилегии. – Слушай, почему бы тебе не спросить самого Рона? – поинтересовался Гарри после особенно долгих приставаний Лаванды, которая хотела знать все, начиная с того, понравилась ли Рону ее новая парадная роба, заканчивая тем, уверен ли Гарри, что Рон считает свои отношения с ней «серьезными». – Я бы спросила, только, как ни приду, он все спит! – огорченно воскликнула Лаванда. – Да? – удивился Гарри. Его Рон встречал вполне бодро, с нетерпением ждал новостей о Думбльдоре и Злее и был готов без устали перемывать кости Маклаггену. – А Гермиона Грэнжер продолжает его навещать? – внезапно осведомилась Лаванда. – Да, по-моему. Они же друзья, – чувствуя себя неуютно, ответил Гарри. – Друзья, не смешите меня, – с издевкой сказала Лаванда. – Когда мы начали встречаться, она с ним много недель не разговаривала! А теперь, когда он стал такой интересный, мечтает помириться… – Как ты можешь? Его пытались отравить, что же тут интересного? – поразился Гарри. – И вообще… Прости, мне пора, идет Маклагген, он хотел поговорить о квидише, – торопливо пробормотал Гарри, шмыгнул вбок, в дверь, казавшуюся сплошной стеной, и коротким путем помчался на зельеделие, где, к счастью, ни Лаванда, ни Маклагген не могли его достать. Утром перед матчем против «Хуффльпуффа» Гарри, прежде чем отправиться на стадион, заскочил в больницу. Рон страшно волновался; мадам Помфри не отпускала его смотреть игру, считая, что он может переутомиться. – Как успехи Маклаггена? – нервно спросил он, видимо, забыв, что задавал этот вопрос как минимум дважды. – Я же сказал, – терпеливо повторил Гарри, – будь он хоть звезда мирового масштаба, я бы не оставил его в команде. Он постоянно учит, что кому делать, и вообще считает себя лучше всех. Я сплю и вижу, как бы от него отделаться. Кстати, о тех, от кого надо отделаться, – сказал он, поднимаясь, и взял в руки «Всполох», – может, перестанешь притворяться спящим перед Лавандой? А то она меня уже довела до ручки. – А, – смущенно произнес Рон, – Да. Конечно. – Не хочешь больше встречаться, так и скажи, – посоветовал Гарри. – Да… но… это не так просто, – пробормотал Рон, помолчал и как бы невзначай поинтересовался: – А Гермиона зайдет перед матчем? – Нет, они с Джинни уже на стадионе. – Понятно, – потемнев лицом, сказал Рон. – Хорошо. Ну, желаю удачи. Надеюсь, ты раздолбаешь Маклаг… то есть, Смита. – Постараюсь, – ответил Гарри, вскидывая на плечо метлу. – Увидимся после матча. Он быстро шагал по опустевшим коридорам; вся школа была на улице, либо на стадионе, либо на пути к нему. Гарри выглядывал в окна, прикидывая, насколько силен ветер, и вдруг услышал впереди шум. Навстречу шел Малфой с двумя девочками; обе выглядели ужасно недовольными и обиженно дулись. При виде Гарри Малфой замер, затем коротко, безрадостно хохотнул и двинулся дальше. – Куда это ты? – спросил Гарри. – Спешу и падаю рассказать, Поттер, кому и знать, как не тебе, – издевательски процедил Малфой. – Поторопись лучше, люди ждут Избранного Игрока, Мальчика, который забил все на свете, или как там тебя сейчас называют. 178 Одна из девочек против воли хихикнула. Гарри удивленно уставился на нее. Она покраснела. Малфой, задев Гарри, прошел мимо. Девочки засеменили за ним, и вскоре вся троица скрылась за углом. Гарри точно врос землю. Он стоял и не отрываясь смотрел им вслед. Вот безобразие; он едва успевает на матч, а тут Малфой! Направился по своим делам, когда вся школа на улице: превосходный шанс выяснить, что же у него на уме. Быстро пролетали молчаливые секунды, а Гарри медлил, застыв в неподвижности и глядя на угол, за которым исчез Малфой… – Где пропадал? – недовольно спросила Джинни, когда Гарри влетел в раздевалку. Вся команда уже переоделась и подготовилась к выходу; Пикс и Проустак, Отбивалы, нервно стучали себя по ногам битами. – Я встретил Малфоя, – тихо ответил Гарри, натягивая через голову малиновую робу. – И что? – То, что я хотел выяснить, почему он и какие-то две девчонки торчат в замке, когда все остальные на стадионе… – Это так важно именно сейчас? – Теперь я уже вряд ли узнаю! – бросил Гарри, схватил «Всполох» и поправил очки. – Все, пошли! Не сказав больше ни слова, он решительно вышел на поле под оглушительные крики с трибун. Ветер был несильный; облачность небольшая; сквозь облака то и дело проглядывало яркое солнце. – Коварная погодка! – ободрил команду Маклагген. – Пикс, Проустак, летайте против солнца, чтобы они не видели вашего приближения… – Маклагген, капитан здесь – я, хорош раздавать указания, – раздраженно прикрикнул Гарри. – Давай-ка лучше к шестам! Недовольный Маклагген удалился. Гарри повернулся к Пиксу и Проустаку и ворчливо сказал: – Не забудьте, что летать надо против солнца. Он обменялся рукопожатием с хуффльпуффским капитаном, а затем по свистку мадам Самогони оттолкнулся от земли, взмыл в воздух, выше своей команды, и стал облетать поле в поисках Проныры. Если поймать его побыстрее, то можно успеть вернуться в замок, взять Карту Мародера и выяснить, чем занят Малфой… – Кваффл в руках Смита из «Хуффльпуффа», – эхом разнесся над стадионом мечтательный голос. – Это он в последний раз комментировал матч… Джинни Уэсли налетела прямо на него, специально, я думаю… с виду похоже. Смит довольно грубо отзывался о «Гриффиндоре», а теперь, когда играет против них, наверно, жалеет об этом… ой, смотрите, он упустил Кваффл, Джинни забрала у него мяч, она мне нравится, такая хорошая… Гарри изумленно воззрился на комментаторскую площадку. Неужели кто-то в здравом уме и твердой памяти пустил туда Луну Лавгуд? Но даже отсюда, с высоты, нельзя было не узнать длинные грязновато-белые волосы и пробковые бусы… Профессор Макгонаголл стояла рядом с Луной и выглядела несколько смущенной, словно начала сомневаться в правильности этого назначения. – …но теперь большой хуффльпуффец отобрал у нее Кваффл, не помню, как его зовут, какой-то Бабкинс… Хамкинс… – Груббакинс! – громко поправила профессор Макгонаголл. Толпа засмеялась. Гарри огляделся; Проныры не было видно. Через мгновенье Груббакинс забил гол. Маклагген злобно вопил на Джинни, дескать, она отдала Кваффл, а он в результате не заметил большого красного мяча, который просвистел в дюйме от его правого уха. – Маклагген, может, займешься своим делом, и оставишь всех остальных в покое! – взревел Гарри, разворачиваясь лицом к своему Охраннику. 179 – Беру пример с тебя! – возмущенно крикнул в ответ побагровевший Маклагген. – Гарри Поттер ругается со своим Охранником, – безмятежно сообщила Луна. Хуффльпуффцы и слизеринцы на трибунах глумливо, ликующе загалдели. – Вряд ли это поможет найти Проныру, но, возможно, тут какая-то хитрость… Чертыхнувшись, Гарри круто развернулся и опять полетел вокруг стадиона, внимательно осматривая все вокруг и надеясь на появление крошечного крылатого золотого мячика. Джинни и Демельза забили каждая по голу, чем порадовали красно-золотых болельщиков. Затем отличился Груббакинс, уравняв положение, но Луна этого не заметила; у нее полностью отсутствовал интерес к таким приземленным вещам, как голы. Зато она постоянно пыталась привлечь внимание болельщиков к облакам причудливой формы и высказала предположение, что Заккерайес Смит, которому до сих пор не удавалось удерживать Кваффл дольше минуты, страдает загадочным «пораженческим прозевом». – Семьдесят – сорок в пользу «Хуффльпуффа»! – рявкнула профессор Макгонаголл в мегафон Луны. – Правда, уже? – рассеянно удивилась Луна. – Ой, смотрите! Гриффиндорский Охранник отнял у Отбивалы биту. Гарри резко обернулся. И правда, Маклагген по каким-то таинственным соображениям отобрал к Пикса биту и, кажется, показывал, как запустить Нападалу в стремительно приближающегося Груббакинса. – Немедленно отдай биту и вернись к шестам! – взревел Гарри и бросился к Маклаггену. Тот картинно размахнулся и неловко попал по мячу. Ослепляющая, тошнотворная боль… вспышка… отдаленные крики… и вниз, вниз по длинному-предлинному тоннелю… В следующий миг Гарри открыл глаза в удивительно теплой, удобной постели. Над ним был темный потолок и лампа в круге золотистого света. Он с трудом оторвал голову от подушки. Слева улыбалась знакомая веснушчатая физиономия. – Мило, что ты решил заскочить, – сказал Рон. Гарри моргнул и огляделся по сторонам. Конечно: он в больнице. Небо за окном темно-синее с малиновыми прожилками. Матч давным-давно кончился… надежды выследить Малфоя нет. Голова Гарри казалась странно тяжелой. Он поднял руку и ощупал плотный тюрбан из бинтов. – Что случилось? – Трещина в черепе, – мадам Помфри быстро подошла и уложила его на подушки. – Беспокоиться не о чем, я все сразу залечила, но ты остаешься на ночь. Несколько часов тебе нельзя перенапрягаться. – Я не хочу на ночь, – возмутился Гарри, сел и сбросил одеяло. – Я хочу найти и убить Маклаггена. – Боюсь, это и называется «перенапрягаться», – сказала мадам Помфри, властно возвращая его в постель, и угрожающе подняла палочку. – Ты останешься здесь, пока тебя не выпишут, Поттер, или я позову директора. Она решительно удалилась в свой кабинет, а Гарри, кипя от возмущения, опустился на подушки. – Ты знаешь, с каким счетом мы проиграли? – сквозь зубы спросил он Рона. – Знаю, – извиняющимся тоном ответил Рон. – Окончательный счет триста двадать – шестьдесят. – Великолепно, – свирепо выплюнул Гарри. – Просто великолепно! Ну, погоди, Маклагген, доберусь я до тебя… 180 – Зачем тебе этот тролль, – резонно заметил Рон. – Лично я считаю, что стоит обдумать вариант с заклятьем Принца, от которого растут ногти. И вообще, раньше, чем ты отсюда выйдешь, с ним разберется команда, они явно не в восторге… В голосе Рона звучало плохо скрытое ликование; он был просто счастлив, что Маклагген так облажался. Гарри лежал, уставившись в круг света на полотке; недавно залеченный череп не то чтобы болел, но как-то противно поднывал. – Мне отсюда было слышно комментарии, – сказал Рон. В его голосе звенел смех. – Надеюсь, Луна теперь всегда будет комментировать… Пораженческий прозев… Но Гарри был слишком зол, чтобы оценить юмор ситуации, и похрюкиванье Рона понемногу затихло. – Кстати, пока ты был без сознания, к тебе Джинни приходила, – после долгого молчания сказал он, и воображение тут же унесло Гарри далеко-далеко, туда, где Джинни, рыдая над его бесчувственным телом, признавалась Рону в своих глубоких чувствах, а Рон дарил им свое благословение… – Она говорит, ты еле успел на матч. Почему это? Ты ушел вовремя. – А-а… – пролепетал Гарри. Сцена перед его мысленным взором ворвалась и исчезла. – Да… Понимаешь, я увидел Малфоя, он шел куда-то с двумя девчонками, по которым было видно, что их это совершенно не радует, и это уже второй раз, когда он не идет на стадион вместе с остальными. Последний матч он тоже пропустил, помнишь? – Гарри вздохнул. – Лучше бы я пошел за ним, чем терпеть такое поражение… – Не дури, – резко оборвал Рон. – Пропускать матч из-за какого-то Малфоя! Ты же капитан! – Я хочу знать, чем он занят, – сказал Гарри. – И не говори, что я все выдумал! После его разговора со Злеем… – Я никогда не говорил, что ты все выдумал, – Рон приподнялся на локте и, нахмурившись, поглядел на Гарри, – только нет такого правила, что злодеем может быть только один человек! Ты совсем помешался на Малфое, Гарри. Хочешь пропустить матч, чтобы его выследить… – Я хочу застать его на месте преступления! – досадливо бросил Гарри. – Выяснить, куда он ходит, когда исчезает с карты? – Не знаю… в Хогсмед? – предположил Рон, зевнув. – Я ни разу не видел его на карте в секретных проходах. Их, наверное, теперь охраняют? – Тогда я не знаю, – сказал Рон. Воцарилось молчание. Гарри смотрел в потолок, на круг света от лампы, и размышлял… Если бы он обладал властью Руфуса Скримжера, то установил за Малфоем слежку, но, к сожалению, у него под началом нет целого кабинета авроров… Гарри мимолетно подумал о Д.А., но тут возникала проблема прогулов; что ни говори, у всех очень плотное расписание… С кровати Рона донеслось тихое, рокочущее посапывание. Потом мадам Помфри вышла из своего кабинета в толстом халате. Гарри понял, что проще всего притвориться спящим; он повернулся на бок и стал слушать, как, повинуясь движению волшебной палочки, закрываются шторы. Лампы сами собой притушили свет, и фельдшерица вернулась к себе; дверь защелкнулась, и Гарри понял, что она легла спать. Это уже третье попадание в больницу из-за квидишной травмы, думал в темноте Гарри. В последний раз он упал с метлы из-за дементоров, а до этого у него в руке растворились все кости – спасибо несчастному бездарю профессору Чаруальду… пожалуй, тогда было больнее всего… страшная мука, когда за одну ночь заново отрастают кости… его страданий не облегчил даже неожиданный визит посреди… Гарри резко сел. Сердце сильно билось, тюрбан из бинтов съехал набок. Он нашел решение: есть все-таки способ выследить Малфоя! Как он мог забыть, почему не подумал об этом раньше? Вопрос в том, как его вызвать? Что сделать? Очень тихо, опасливо, Гарри сказал в темноту: 181 – Шкверчок? Раздался очень громкий хлопок. Тишину комнаты прорезал жуткий визг и какая-то возня. Рон, вскрикнув, проснулся. – Что такое…? Гарри спешно ткнул палочкой в сторону кабинета мадам Помфри и шепнул: «Маффлиато!», чтобы она не прибежала на шум. Затем передвинулся на край кровати, надеясь разглядеть, что происходит. В центре комнаты катались по полу два домовых эльфа, один в бордовом джемпере, севшем от стирки, и нескольких шерстяных шапках, другой – в старой и грязной тряпке, опоясывающей чресла на манер набедренной повязки. Потом раздался еще один хлопок, и в воздухе над дерущимися эльфами возник полтергейст Дрюзг. – Я смотрел бой, Потрох! – возмущенно сказал он Гарри, указывая на драку внизу, а затем разразился громким хехеканьем. – Смотрел, как козявки мутузят друг друга… бах-трах… кусь-кусь… – Шкверчок не смеет оскорблять Гарри Поттера в присутствии Добби, не смеет, или Добби заткнет Шкверчку его мерзкую пасть! – тонким голосом кричал Добби. – Хрясь-дрясь! – радостно вопил Дрюзг, пуляя в эльфов кусочками мела, чтобы разозлить их еще больше. – Щип-щип! – Шкверчок будет говорить о хозяине что захочет, да-да, и что у него за хозяин, подлый друг мугродья, о, что бы сказала бедная госпожа… Что именно сказала бы бедная госпожа, узнать не удалось, потому что Добби ткнул в рот Шквечку шишковатый маленький кулачок и вышиб половину зубов. Гарри и Рон вскочили с кроватей и растащили эльфов, впрочем, те по-прежнему пытались достать друг друга, подзадориваемые Дрюзгом, который носился вокруг лампы и голосил: – Пальцы в нос, язык долой, да и уши с головой! Гарри нацелил на Дрюзга волшебную палочку и сказал: «Лэнглок!» Дрюзг начал давиться, схватился за горло и вылетел из комнаты – с непристойными жестами, но не в силах произнести ни звука, поскольку его язык приклеился к небу. – Здорово, – одобрил Рон и поднял дрыгающегося Добби в воздух, чтобы тот не мог дотянуться до Шкверчка. – Еще один фокус Принца? – Да, – кивнул Гарри, выкручивая морщинистую ручонку Шкверчка ловким полунельсоном. – Так, все… запрещаю драться! Понял, Шкверчок, тебе запрещается драться с Добби. Добби, я знаю, что не могу тебе приказывать… – Добби – свободный домовый эльф и может повиноваться кому хочет! Добби сделает все, что прикажет Гарри Поттер! – отчеканил Добби. По сморщенному маленькому личику прямо на джемпер потекли слезы. – Очень хорошо, – сказал Гарри, и они с Роном отпустили эльфов. Те упали на пол, но драться уже не пытались. – Хозяин звал меня? – прокаркал Шкверчок, склоняясь в низком поклоне, но окинул Гарри взглядом, в котором ясно читалось пожелание скорейшей и мучительной смерти. – Да, звал, – ответил Гарри и глянул на дверь кабинета мадам Помфри, проверяя, не выветрилось ли заклинание; по всей видимости, она не слышала потасовки. – Для тебя есть работа. – Шкверчок сделает все, что прикажет хозяин, – эльф согнулся так низко, что его губы едва не касались узловатых пальцев ног, – потому что у Шкверчка нет выбора, но он стыдится такого господина, да-да… – Добби все сделает, Гарри Поттер! – пискнул Добби; большие, как теннисные мячи, глаза все еще были полны слез. – Добби почтет за честь помочь Гарри Поттеру! 182 – Если подумать, вы оба пригодитесь, – сказал Гарри. – Очень хорошо… я хочу, чтобы вы проследили за Драко Малфоем. Намеренно не замечая удивления и досады Рона, Гарри продолжал: – Мне надо знать, где он бывает, с кем встречается и что делает. Я хочу, чтобы за ним следили круглые сутки. – Да, Гарри Поттер! – тут же откликнулся Добби. Его огромные глаза взволнованно засияли. – А если Добби ошибется, Гарри Поттер, он бросится с самой высокой башни! – Этого не нужно, – поспешил заверить Гарри. – Хозяин хочет, чтобы я следил за младшим Малфоем? – прохрипел Шкверчок. – Шпионил за чистокровным внучатым племянником моей бывшей госпожи? – Совершенно верно, – сказал Гарри. Он вовремя догадался о большой опасности и решил немедленно предотвратить ее. – И тебе, Шкверчок, запрещается даже намекать ему об этом, показывать ему, чем ты занимаешься, разговаривать с ним, писать записки… и… вообще с ним контактировать, ясно? Он видел, как Шкверчок отчаянно пытается найти лазейку в полученных приказаниях, и ждал. Через минуту-другую, к удовлетворению Гарри, Шкверчок опять низко поклонился и с большой обидой произнес: – Хозяин все продумал, и Шкверчок должен ему повиноваться, хотя он предпочел бы служить юному Малфою, да-да… – Значит, решено, – сказал Гарри. – Мне нужны регулярные отчеты, но, прежде чем появиться, убедитесь, что возле меня никого нет. Рон и Гермиона не в счет. И не говорите никому, чем занимаетесь. Просто прилипните к Малфою, как парочка банных листов.

Глава двадцатая Просьба лорда Вольдеморта
В понедельник утром Гарри и Рона выписали из больницы. Благодаря стараниям мадам Помфри они полностью поправились и теперь могли беспрепятственно наслаждаться всеми привилегиями пострадавших. Самым же приятным было то, что Гермиона помирилась с Роном и даже пришла проводить его и Гарри на завтрак. Она принесла с собой новость: оказывается, Джинни поругалась с Дином. Чудище, дремавшее в груди Гарри, вздернуло голову и с надеждой понюхало воздух. – А из-за чего? – спросил Гарри насколько мог безразлично. Они как раз свернули в коридор седьмого этажа, совершенно пустой, если не считать одной очень маленькой девочки, которая разглядывала гобелен с троллями в балетных юбочках. При виде приближающихся шестиклассников она так испугалась, что выронила из рук тяжелые медные весы. – Ничего страшного! – ласково успокоила ее Гермиона, бросаясь на помощь. – Держи… – Она постучала по разбитым весам волшебной палочкой и сказала: – Репаро. Девочка даже не сказала спасибо. Она словно вросла в землю и не отрываясь смотрела им вслед. Рон обернулся. – С каждым годом они становятся меньше и меньше, – проговорил он. – Ну и ладно, – с легким нетерпением отозвался Гарри. – Гермиона, так почему Джинни поругалась с Дином? – Дин смеялся, когда Маклагген попал в тебя Нападалой, – ответила Гермиона. – Наверное, это и вправду было смешно, – резонно заметил Рон. – Ни чуточки! – жарко возразила Гермиона. – Это было ужасно! Если бы Пикс и Проустак не подхватили Гарри, он бы страшно расшибся! – Конечно, но Джинни и Дину незачем из-за этого ссориться, – сказал Гарри, по-прежнему изображая незаинтересованность. – Или они не расставались? 183 – Нет – но почему это тебя так интересует? – Гермиона пристально посмотрела на Гарри. – Просто не хочу, чтобы в команде все опять пошло кувырком! – поспешил объяснить он, но Гермиона не сводила с него подозрительного взгляда, и Гарри страшно обрадовался, когда его окликнули сзади, дав тем самым предлог повернуться к Гермионе спиной. – А, Луна, привет. – Я ходила к вам в больницу, – сообщила Луна, роясь в своем рюкзаке. – Но там сказали, что вас уже выписали… Она сунула в руки Рону нечто, напоминающее зеленую луковицу, большой мухомор и что-то вроде горстки кошачьего помета, а потом наконец извлекла потрепанный пергаментный свиток и протянула его Гарри. – …вот, просили тебе передать. Гарри понял, что это приглашение на индивидуальное занятие к Думбльдору, развернул его и тут же объявил Рону и Гермионе: – Сегодня вечером. – А ты очень здорово комментировала! – похвалил Рон Луну, когда та стала забирать у него луковицу, мухомор и кошачий помет. Луна неопределенно улыбнулась. – Издеваешься, да? Все говорят, это было ужасно. – Нет, я серьезно! – заверил Рон. – Давно не получал такого удовольствия! Кстати, что это? – поинтересовался он, поднимая вверх луковицу. – О, это корнеплох, – сказала Луна, запихивая кошачий помет с мухомором обратно в рюкзак. – Хочешь, оставь себе. У меня их навалом. Отлично отгоняют зажиручих загланцев. Она ушла. Рон, давясь от смеха, стоял с корнеплохом в руках. Затем они зашагали дальше, в направлении Большого зала. – Знаете, а она мне все больше нравится, эта Луна, – изрек Рон. – Она, конечно, чокнутая, но в хорошем… Он внезапно осекся. У подножия мраморной лестницы с грозным видом стояла Лаванда Браун. – Привет, – нервно пролепетал Рон. – Смываемся, – пробормотал Гарри, обращаясь к Гермионе, и они прошмыгнули мимо, но все равно услышали слова Лаванды: – Почему ты не сказал, что тебя сегодня выписывают? И с какой это стати она с тобой? Рон появился за столом через полчаса с надутым, раздраженным видом. Он сел с Лавандой, но, насколько мог видеть Гарри, за весь завтрак не обменялся с ней ни единым словом. Гермиона вела себя так, будто ее это совершенно не касается, но раз или два Гарри ловил на ее лице необъяснимо довольную улыбку. В тот день она вообще пребывала в приподнятом настроении, а вечером даже снизошла до того, чтобы проверить (иначе говоря, дописать) сочинение Гарри по гербологии – а ведь раньше решительно отказывалась это делать, зная, что Гарри дает списывать Рону. – Спасибо тебе большое, – поблагодарил Гарри, легонько хлопнув Гермиону по спине. Он взглянул на часы и понял, что уже почти восемь. – Слушай, мне пора, а то опоздаю к Думбльдору… Она не ответила, только с утомленным видом вычеркнула из его текста еще несколько неудачных предложений. Гарри, улыбаясь, вылез через дыру за портретом и побежал к кабинету директора. При упоминании о шоколадных эклерах горгулья отскочила в сторону. Гарри, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по винтовой лестнице и постучал в дверь ровно в ту минуту, когда часы за ней пробили восемь. – Войдите, – раздался голос Думбльдора, но, стоило Гарри протянуть руку к двери, как кто-то рывком открыл ее изнутри. Это оказалась профессор Трелани. 184 – Ага! – закричала она, театрально указывая на Гарри перстом, и уставилась на него сквозь огромные очки, часто моргая. – Вот из-за кого меня беспардонно вышвырнули из кабинета! – Моя дорогая Сибилла, – с легким раздражением ответил Думбльлор, – никто вас ниоткуда не вышвыривает, тем более беспардонно. Просто Гарри назначено, а мы, кажется, уже все обсудили… – Великолепно, – оскорбленно изрекла она. – Вы не желаете убрать эту жалкую клячу, этого узурпатора! Пусть… может быть, в другой школе мои таланты оценят по достоинству… Профессор Трелани стремительно прошла мимо Гарри и скрылась из виду на винтовой лестнице; было слышно, как она споткнулась, очевидно, наступив на одну из волочившихся по полу шалей. – Пожалуйста, закрой дверь и садись, Гарри, – устало сказал Думбльдор. Гарри выполнил просьбу и занял свое обычное место у письменного стола, где уже стоял дубльдум и две крошечные хрустальные бутылочки с клубящимися воспоминаниями. – Профессор Трелани так и не смирилась с Фиренце? – спросил Гарри. – Нет, – ответил Думбльдор. – Прорицание доставляет куда больше хлопот, чем я мог предвидеть; мне ведь не довелось изучать этот предмет. Просить Фиренце вернуться в лес нельзя, он там считается отщепенцем; просить уйти Сибиллу Трелани также недопустимо. Между нами говоря, она не имеет ни малейшего представления, какие опасности подстерегают ее за пределами замка. Видишь ли, Сибилла не знает – и было бы крайне неблагоразумно ее просвещать, – что пророчество о тебе и Вольдеморте сделано ею. Думбльдор глубоко вздохнул, а потом произнес: – Однако не забивай себе голову моими служебными неурядицами. Нам предстоит обсудить куда более важные вопросы. Во-первых – удалось ли тебе выполнить то, о чем я попросил тебя в конце прошлого занятия? – Ой, – вырвалось у Гарри. Из-за курсов аппарирования, квидиша, отравления Рона, собственного треснутого черепа и попыток выяснить, что затевает Малфой, он почти забыл о задании Думбльдора… – Понимаете, сэр, я спрашивал у профессора Дивангарда после урока зельеделия, но он не захотел ничего рассказывать… Повисла небольшая пауза. – Ясно, – чуть погодя промолвил Думбльдор. Он вгляделся в Гарри поверх очков-полумесяцев, вызвав у того знакомое ощущение, будто его просвечивают рентгеновскими лучами. – И теперь ты считаешь, что сделал все возможное? Употребил все свои недюжинные способности? Испробовал все мыслимые хитрости? – Понимаете, – Гарри замялся, не зная, что и сказать. Единственная попытка раздобыть воспоминание неожиданно показалась постыдно жалкой. – Когда Рон по ошибке проглотил любовное зелье, я повел его к профессору Дивангарду. Я думал, что, может, если он будет в хорошем настроении… – Получилось? – спросил Думбльдор. – Э-м-м… нет, сэр, Рон выпил яд… – …и тебе, естественно, стало не до воспоминания. Действительно, твой лучший друг был в опасности; ничего другого я и не ожидал. Но когда выяснилось, что мистер Уэсли поправится, я рассчитывал, что ты вернешься к выполнению задания. Мне казалось, я доходчиво объяснил, насколько это важно; сделал все, что в моих силах, чтобы ты понял: это воспоминание – самое важное, без него мы лишь напрасно потеряем время. Жгучий стыд пополз от макушки Гарри вниз по всему телу. Думбльдор не повышал голоса, в его словах не слышалось гнева, но лучше бы он кричал; трудно было представить что-то хуже этого холодного разочарования. – Сэр, – с отчаяньем проговорил он, – это не потому, что я не старался, просто у меня были другие… другие… 185 – Вещи на уме, – закончил за него Думбльдор. – Понимаю. Снова повисло молчание; такое неловкое, какого еще не бывало между ним и Думбльдором; оно длилось и длилось, нарушаемое только тихим посапыванием Армандо Диппета, портрет которого висел над головой Думбльдора. Гарри казалось, что с момента прихода он как-то странно уменьшился, сел, точно свитер. Он почувствовал, что уже не в силах этого переносить, и сказал: – Профессор Думбльдор, мне очень, очень жаль. Мне следовало сделать больше… понять, что вы бы не просили, если б это не было настолько важно. – Спасибо, что ты так говоришь, Гарри, – тихо ответил Думбльдор. – Стало быть, я могу надеяться, что с сегодняшнего дня это дело станет для тебя главным? Без воспоминания Дивангарда наши уроки становятся бессмысленными. – Я обещаю, сэр, что добуду их, – серьезно пообещал Гарри. – Тогда забудем пока об этом, – смягчаясь, произнес Думбльдор, – и вернемся к нашей истории. Ты помнишь, на чем мы остановились? – Да, сэр, – не раздумывая, ответил Гарри. – Вольдеморт убил отца и бабушку с дедушкой и подставил своего дядю Морфина. Потом вернулся в «Хогварц» и стал узнавать… у профессора Дивангарда об окаянтах, – со смущенным видом промямлил он. – Очень хорошо, – похвалил Думбльдор. – Надеюсь, ты помнишь, как я сказал в самом начале наших занятий, что в какой-то момент нам предстоит пуститься в дебри самых смелых догадок? – Да, сэр. – Думаю, ты согласишься, что до сих пор мы видели вполне достоверные подтверждения моих умозаключений о жизни Вольдеморта до семнадцати лет? Гарри кивнул. – Отныне же, Гарри, – продолжал Думбльдор, – все становится намного туманнее. Если найти свидетельства о мальчике Реддле было трудно, то разыскать людей, готовых делиться воспоминаниями о взрослом Вольдеморте, оказалось почти невозможно. Сомневаюсь, что есть хоть одна живая душа, кроме него самого, кому доподлинно известны подробности его жизни после «Хогварца». Но у меня есть еще два последних воспоминания, которые мне бы хотелось с тобой обсудить. – Думбльдор показал на маленькие хрустальные бутылочки, которые, посверкивая, стояли рядом с дубльдумом. – С радостью выслушаю твое мнение о том, насколько верными кажутся тебе мои выводы. Думбльдор так высоко ценит его мнение? Гарри еще больше устыдился, что не сумел раздобыть воспоминание об окаянтах, и виновато заерзал на месте. Думбльдор тем временем изучал на свет содержимое первой бутылочки. – Надеюсь, тебе еще не надоело окунаться в чужие воспоминания? То, что содержится здесь, довольно-таки занятно, – сказал он, – и принадлежит старухе Подпеве, служанке-эльфу. Но, прежде чем приступить к просмотру, я должен коротко рассказать о жизни лорда Вольдеморта после «Хогварца». – Седьмой класс он, как ты догадываешься, закончил с отличными оценками по всем предметам. Все его соученики думали о том, чем займутся после школы. От Тома Реддля, старосты, лучшего ученика, обладателя специальной награды за заслуги перед школой, ждали чего-то особенного. Кое-кто из учителей, в том числе профессор Дивангард, предлагали ему пойти в министерство магии, договориться о собеседовании, познакомить с нужными людьми. Он от всего отказался. Вскоре стало известно, что Вольдеморт поступил к «Борджину и Д’Авилло». – «Борджину и Д’Авилло»? – поразился Гарри. – Именно, – спокойно подтвердил Думбльдор. – Думаю, когда мы попадем в воспоминания Подпевы, ты поймешь, чем его так привлекло это место. Но вначале Вольдеморт выбрал другое. 186 Почти никто не знал – я был одним из немногих, кому директор доверился – что он встречался с профессором Диппетом и просил разрешения остаться в «Хогварце» учителем. – Он хотел остаться в школе? Зачем? – еще больше изумился Гарри. – Полагаю, на то было несколько причин, ни одну из которых он не раскрыл профессору Диппету, – сказал Думбльдор. – Во-первых, что самое важное, Вольдеморт привязался к школе больше, чем к какому-либо человеку в своей жизни. В «Хогварце» он был счастлив; этог первое и единственное место, где он чувствовал себя дома. Гарри сделалось не по себе: он и сам относился к «Хогварцу» так же. – Во-вторых, наш замок – цитадель древней магии. Несомненно, Вольдеморт разгадал великое множество секретов, неведомых большинству тех, кто сюда попадает, но он наверняка понимал, что многое остается не раскрытым, что из этого кладезя еще черпать и черпать. – Наконец, в-третьих, став преподавателем, он получил бы большую власть над умами юных колдунов и ведьм. Думаю, Вольдеморт понял это, тесно общаясь с профессором Дивангардом; его пример наглядно показывал, как велика роль учителя. Я ни на секунду не верю, что Вольдеморт собирался на всю жизнь остаться в «Хогварце», но, по-видимому, расценивал школу как призывной пункт, место вербовки своей будущей гвардии. – Но он не получил места, сэр? – Нет, не получил. Профессор Диппет сказал, что ему только восемнадцать и он еще слишком молод, и пригласил прийти через несколько лет, если не передумает. – А как вы к этому отнеслись, сэр? – неуверенно спросил Гарри. – С большим подозрением, – ответил Думбльдор. – Я предостерег Армандо Диппета от подобного назначения – не объясняя причин, как объясняю тебе, ибо профессор Диппет обожал Вольдеморта и не сомневался в его искренности. Мне очень не хотелось, чтобы лорд Вольдеморт возвращался в «Хогварц» и тем более обретал такой статус. – А на какую должность он претендовал, сэр? Чему хотел учить? В сущности, он уже знал ответ, когда услышал его от Думбльдора: – Защите от сил зла. В то время ее преподавала пожилая дама по имени Галатея Потешанс; она проработала в «Хогварце» почти пятьдесят лет. – Итак, Вольдеморт устроился к «Борджину и Д’Авилло», и все учителя «Хогварца», которые так восхищались им, начали сокрушаться, что такой способный молодой колдун попусту растрачивает свои таланты за прилавком. Однако Вольдеморт не был простым приказчиком. Вежливый, красивый, умный, он вскоре стал выполнять особые поручения своих хозяев, которые, как тебе известно, специализируются на вещах весьма своеобразных, обладающих сильными и опасными свойствами. Вольдеморта посылали уговаривать клиентов расстаться со своими сокровищами, и он делал это на редкость изобретательно во всех смыслах слова. – Представляю себе, – не сдержав эмоций, сказал Гарри. – Вот именно, – с легкой улыбкой ответил Думбльдор, – А теперь пора выслушать Подпеву, служанку очень старой и очень богатой ведьмы по имени Хепзиба Смит. Думбльдор постучал волшебной палочкой по хрустальному фиалу и, как только вылетела пробка, вылил клубящееся воспоминание в дубльдум со словами: – Прошу вперед, Гарри. Гарри встал и привычно склонился над каменной чашей. Его лицо коснулось серебристой зыбкой поверхности; он провалился сквозь черную темноту и очутился в незнакомой гостиной перед невероятно толстой старухой в причудливом рыжем парике и ядовито-розовом колышущемся одеянии, которое делало ее похожей на подтаивший торт-мороженое. Старуха смотрелась в маленькое, оправленное бриллиантами зеркальце и большой пуховкой румянила и без того алые щеки, в то время как самый крошечный и самый старый домовый эльф, каких только доводилось видеть Гарри, втискивал мясистые ступни хозяйки в тесные атласные туфельки. 187 – Поторопись, Подпева, – царственно вымолвила Хепзиба. – Он обещал прийти в четыре, при этом он никогда не опаздывает, а ведь осталась всего пара минут! Подпева распрямилась, а Хепзиба спрятала пуховку. Служанка едва доставала макушкой до сиденья кресла, а ее пергаментная кожа висела совсем как накрахмаленная льняная простынка, в которую она была завернута на манер тоги. – Как я выгляжу? – спросила Хепзиба, вертя головой и любуясь своим отражением под разными углами. – Очаровательно, мадам, – пискнула Подпева. Гарри решил, что, видимо, в контракте Подпевы оговорено обязательство нагло лгать при ответе на этот вопрос – по его мнению, в Хепзибе Смит не было ничего очаровательного. Тренькнул дверной звонок; госпожа и служанка вздрогнули. – Скорей, скорей, Подпева, он здесь! – закричала Хепзиба, и эльф выскочил из комнаты, настолько заставленной, что оставалось лишь гадать, как здесь можно передвигаться, не свалив при этом с десяток вещей. Тут были и шкафы с лакированными шкатулочками, и стеллажи с роскошными книгами, и полки с хрустальными шарами и глобусами звездного неба, а еще множество пышных растений в медных кашпо: по сути, комната напоминала помесь колдовского антикварного магазина с оранжереей. Подпева вернулась через несколько минут. Следом за ней шел молодой человек, в котором Гарри без труда узнал Вольдеморта. Он был одет в простой черный костюм; волосы отросли чуть больше, щеки слегка ввалились, но все это шло ему: он стал еще красивее, чем прежде. Уверенно лавируя между мебелью – было видно, что обстановка ему хорошо знакома – он пробрался к Хепзибе, склонился над ее маленькой пухлой ручкой и легонько мазнул по ней губами. – Я принес вам цветы, – спокойно сказал он, извлекая неизвестно откуда букет роз. – Безобразник, зачем это! – взвизгнула старая дама, но Гарри заметил, что на столике возле нее специально поставлена пустая ваза. – Вы совершенно избалуете старуху, Том… садитесь, садитесь… где же Подпева… ах… Служанка вбежала в комнату с подносом крошечных пирожных и поставила его у локтя хозяйки. – Угощайтесь, мой мальчик, – предложила Хепзиба. – Я же знаю, вы обожаете мои пирожные. Рассказывайте, как ваши дела? Вы что-то бледный. Вас нещадно эксплуатируют в этом вашем магазине, я сто раз это говорила… Вольдеморт механически улыбнулся. Хепзиба затрепетала ресницами и, жеманясь, спросила: – Ну-с, какой же у вас сегодня повод для визита? – Мистер Д’Авилло хочет сделать вам более заманчивое предложение относительно гоблинских доспехов, – ответил Вольдеморт. – Пятьсот галлеонов. По его мнению, это более чем выгодно… – Тише, тише, не так быстро, а то я подумаю, что вы здесь только ради моих безделушек! – надула губки Хепзиба. – Я здесь действительно из-за них, по распоряжению начальства, – тихо проговорил Вольдеморт. – Я всего лишь бедный приказчик, мадам, и должен делать, что велено. Мистер Д’Авилло просил меня поинтересоваться у вас… – О-о-о, мистер Д’Авилло, пфуй! – махнула ручкой Хепзиба. – Я покажу вам кое-что, Том, чего никогда не показывала ему! Вы умеете хранить секреты? Обещаете не рассказывать мистеру Д’Авилло о моем сокровище? Он мне покоя не даст, если узнает об этом, а ведь я не намерена ничего продавать! Но вы, Том, вы оцените историю этой вещи, а не то, сколько галлеонов можно за нее выручить… – Я с удовольствием посмотрю все, что покажет мисс Хепзиба, – невозмутимо отозвался Вольдеморт. Хепзиба по-девичьи хихикнула. 188 – Я попрошу принести… Подпева, куда ты делась? Я хочу показать мистеру Реддлю наше самое дорогое сокровище… а вообще-то, неси оба, раз уж ты… – Пожалуйста, мадам, – пропищала Подпева, и Гарри увидел, как две кожаные шкатулки, поставленные одна на другую, сами собой движутся по комнате. Разумеется, он понимал, что это крохотный домовый эльф несет их на голове, с трудом пробираясь между столиками, пуфиками и скамеечками для ног. – Итак, – радостно сказала Хепзиба, взяв шкатулки, поставив их к себе на колени и приготовившись открыть верхнюю, – надеюсь, вам понравится, Том… О, если б моя семья знала, что я вам показываю… они так давно мечтают наложить на это свои руки! Она открыла крышку. Гарри переместился вперед, чтобы заглянуть внутрь, и увидел маленькую золотую чашу с двумя изящно изогнутыми ручками. – Интересно, Том, знаете ли вы, что это? Возьмите, рассмотрите как следует! – прошептала Хепзиба. Вольдеморт протянул длиннопалую ладонь и за одну ручку вынул чашу из уютного шелкового гнезда. Гарри показалось, что в его темных глазах блеснул красный отблеск. На лице Хепзибы играло то же алчное выражение, только ее крохотные глазки были прикованы к красивому лицу Вольдеморта. – Барсук, – пробормотал Вольдеморт, рассматривая гравировку на чаше. – Так это…? – Принадлежало Хельге Хуффльпуфф, как вы сами догадались, умненький мой мальчик! – воскликнула Хепзиба, наклонилась вперед, громко скрипя корсетом, и ущипнула гостя за впалую щеку. – Разве я не говорила, что происхожу от нее? Эта вещь передается в моей семье из поколения в поколение. Очаровательно, не правда ли? Причем все магические свойства, как положено, я, правда, толком не проверяла, просто храню в надежном месте… Она сняла чашу с длинного указательного пальца Вольдеморта и стала убирать в шкатулку, настолько сосредоточенно, что не заметила сумрачной тени, скользнувшей по лицу Вольдеморта при расставании с чашей. – Ну-с, – счастливо произнесла Хепзиба, – где же Подпева? А… вот и ты… на-ка… отнеси на место… Подпева послушно забрала шкатулку с чашей, и Хепзиба переключилась на гораздо более плоскую коробку. – Это понравится вам еще больше, Том, – зашептала она. – Наклонитесь ближе, дорогой мальчик, посмотрите… Д’Авилло, разумеется, знает – куплено у него… думаю, не ошибусь, если скажу, что он мечтает это вернуть, когда меня не станет… Она расстегнула изящный, филигранной работы замочек и откинула крышку коробки. Внутри на ровном малиновом бархате лежал тяжелый золотой медальон. На сей раз Вольдеморт протянул руку, не дожидаясь приглашения, и поднял медальон к свету. Он не отрывал глаз от старинной вещи и тихо проговорил: – Знак Слизерина, – любуясь игрой света на витой змееподобной «S». – Совершенно верно! – вскричала Хепзиба; полное оцепенение Вольдеморта вызвало у нее безмерное ликование. – Я заплатила целое состояние, но подобную вещь нельзя упускать, что вы, такое сокровище, и не в моей коллекции. Д’Авилло, кажется, купил его у какой-то нищенки, а та наверняка украла, не понимая истинной ценности… Ошибки быть не могло: глаза Вольдеморта сверкнули красным, костяшки пальцев на руке, в которой он сжимал цепь медальона, побелели. – Надо полагать, Д’Авилло заплатил ей гроши, но… как видите… прелесть, правда? И опять же, все волшебные свойства, хотя я просто храню его у себя и… Она потянулась за медальоном. Гарри на миг показалось, что Вольдеморт не отдаст его, но потом медальон выскользнул из его пальцев и вернулся на бархатное красное ложе. – Так-то вот, Том! Надеюсь, вы не скучали? 189 Она поглядела ему прямо в лицо, и ее глупая улыбка впервые за все время немного угасла. – Милый мой, вы хорошо себя чувствуете? – О да, – еле слышно ответил Вольдеморт, – очень хорошо… – Мне показалось… обман зрения, полагаю… – немного испуганно сказала Хепзиба, и Гарри догадался, что она тоже видела красную вспышку в глазах Вольдеморта. – Подпева, забери и спрячь под замок… со всеми обычными заклинаниями… – Гарри, нам пора, – тихо проговорил голос Думбльдора. Коробка, подпрыгивая на голове домового эльфа, поплыла прочь, а Думбльдор взял Гарри за руку чуть выше локтя, они вместе взмыли вверх и, пролетев через пустоту, вернулись в кабинет. – Хепзиба Смит умерла через два дня после этой чудесной встречи, – сообщил Думбльдор, садясь за стол и жестом указывая Гарри сделать то же самое. – Подпеву обвинили в том, что она случайно всыпала яд в вечерний какао хозяйки. – Не может быть! – гневно воскликнул Гарри. – Вижу, что тут наши мнения совпадают, – сказал Думбльдор. – Между обстоятельствами смерти Хепзибы и гибелью Реддлей подозрительно много общего. В обоих случаях вина падала на третьих лиц, которые, между тем, ясно помнили, что убили… – Подпева призналась? – Она помнила, как положила что-то в какао хозяйки – и это оказался не сахар, а малоизвестный смертельный яд, – ответил Думбльдор. – Вердикт суда гласил, что она сделала это ненамеренно, а по старческой глупости… – Вольдеморт изменил ее память, как у Морфина! – Да, я тоже пришел к такому выводу, – кивнул Думбльдор. – И, как в случае с Морфином, министерство отнеслось к Подпеве предвзято… – …потому что она домовый эльф, – перебил Гарри, проникаясь исключительной симпатией к П.У.К.Н.И., обществу защиты эльфов, основанному Гермионой. – Именно, – сказал Думбльдор. – Она была очень стара, призналась, что всыпала какое-то вещество в напиток хозяйки, никому в министерстве и в голову не пришло продолжить расследование. Потом я разыскал бедняжку и добыл ее воспоминание, но она, подобно несчастному Морфину, была уже на краю могилы – к тому же, воспоминание доказывает только то, что Вольдеморт знал о существовании чаши и медальона. – Ко времени, когда Подпеву осудили, семья Хепзибы обнаружила пропажу двух самых ценных сокровищ покойной. Они не сразу в это поверили; ведь у Хепзибы, ревностно охранявшей свои богатства, было множество тайников. У них еще оставались сомнения в исчезновении чаши и медальона, а молодой приказчик из «Борджина и Д’Авилло», который так часто навещал Хепзибу и так сильно ее пленил, оставил работу и скрылся. Его хозяева удивлялись не меньше остальных и решительно не представляли, куда он мог деться. Очень долгое время о Томе Реддле не было ни слуху ни духу. – А сейчас, – продолжал Думбльдор, – если ты, Гарри, не против, я хочу привлечь твое внимание к некоторым обстоятельствам нашей истории. Вольдеморт совершил очередное убийство; первое после Реддлей или нет, не знаю; думаю, что да. Как ты сам видел, в этот раз он убил не из мести, а ради выгоды, чтобы присвоить две знаменитых вещи, которые показала ему несчастная, очарованная им женщина. Когда-то он ограбил детей из своего приюта, потом украл кольцо Морфина, а теперь точно так же сбежал с чашей и медальоном Хепзибы. – Но, – нахмурился Гарри, – это какое-то безумие… рисковать всем, работой, ради каких-то… – Для тебя, возможно, и безумие, но для Вольдеморта – нет, – качнул головой Думбльдор. – Надеюсь, ты со временем поймешь, что значили для него эти драгоценности, но и сейчас ты не можешь не признать, что он имел некоторое право считать медальон своим. – Медальон, может быть, – согласился Гарри, – но чашу? 190 – Она принадлежала одной из основательниц «Хогварца», – сказал Думбльдор. – Думаю, его тогда так сильно тянуло в школу, что он не смог противостоять искушению присвоить предмет, тесно связанный с историей «Хогварца». Но, полагаю, были и другие причины… надеюсь, что в свое время все тебе покажу... – А теперь перейдем к самому последнему воспоминанию, во всяком случае, на сегодняшний день – пока ты не разберешься с профессором Дивангардом. Итак, со смерти Хепзибы прошло десять лет, и нам остается лишь догадываться, чем занимался все это время лорд Вольдеморт… Думбльдор вылил содержимое оставшейся бутылочки в дубльдум. Гарри встал. – А чье это воспоминание? – спросил он. – Мое, – ответил Думбльдор. Гарри нырнул вслед за ним в клубящуюся серебристую субстанцию и очутился в том же кабинете. Янгус тихо дремал на шесте, а за столом сидел Думбльдор, очень похожий на того, что стоял возле Гарри, только лицо было чуть менее морщинистым, а обе руки здоровы. Кабинеты, прошлый и нынешний, отличались лишь погодой за окном: в воспоминании шел снег; в темноте за стеклом проплывали голубоватые снежинки, постепенно заметая подоконник. Думбльдор помоложе, казалось, чего-то ждал; действительно, вскоре раздался стук в дверь, и он сказал: – Войдите. Гарри, не удержавшись, охнул и сразу подавил вскрик. В комнату вошел Вольдеморт. Его лицо еще не было таким, которое почти два года назад появилось на глазах у Гарри из большого каменного котла; оно не обрело истинного змееподобия и не так походило на маску, а глаза не настолько светились красным, и все же от красавца Тома не осталось практически ничего. Его черты словно обгорели и одновременно расплылись; они были странно искажены и казались восковыми, в белках глаз появились кровавые прожилки, правда, зрачки еще не превратились в щелки, как это случилось позже. Он появился в длинном черном плаще, лицо поражало бледностью. На плечах посверкивал снег. Думбльдор за столом не выказал ни малейшего удивления. Похоже, визит не был неожиданным. – Добрый вечер, Том, – сказал Думбльдор. – Не желаешь присесть? – Благодарю вас, – промолвил Вольдеморт, садясь на указанный стул – очевидно, тот самый, с которого в настоящем только что встал Гарри. – Я узнал, что вас назначили директором, – продолжил он. Его голос звучал выше и холоднее, чем раньше. – Достойный выбор. – Рад, что ты одобряешь, – улыбнулся Думбльдор. – Позволь предложить тебе что-нибудь выпить. Думбльдор встал и быстро прошел к шкафчику, где сейчас хранился дубльдум, но тогда стояло множество бутылок. Думбльдор протянул Вольдеморту кубок с вином, налил себе и вернулся на свое место. – Итак, Том… чем обязан? Вольдеморт не ответил сразу; он сидел, потягивая вино. – Я больше не Том, – сказал он чуть погодя. – Сейчас я известен как… – Мне известно твое нынешнее имя, – с любезной улыбкой ответил Думбльдор. – Но боюсь, для меня ты навсегда останешься Томом Реддлем. Одно из неприятных качеств старых учителей – они никогда не забывают, как начинали их подопечные. Он поднял бокал, словно предлагая тост в честь Вольдеморта. Лицо последнего осталось невозмутимо. Тем не менее, Гарри почувствовал, что атмосфера в комнате неуловимо переменилась: отказавшись называть гостя новым именем, Думбльдор не позволил ему диктовать условия встречи, и Гарри видел, что Вольдеморт это прекрасно понимает. – Странно, вы здесь так долго, – помолчав, произнес Вольдеморт. – Я всегда удивлялся, почему такой колдун, как вы, не хочет уйти из школы куда-то еще. 191 – Видишь ли, – по-прежнему улыбаясь, откликнулся Думбльдор, – для такого колдуна, как я, нет ничего важнее, чем передавать древние колдовские навыки юным поколениям. И, если не ошибаюсь, когда-то преподавательская деятельность привлекала и тебя. – До сих пор привлекает, – сказал Вольдеморт. – Но я все равно не понимаю, почему вы – человек, с которым часто советуется министерство, которому, кажется, дважды предлагали занять пост министра… – По последним подсчетам, трижды, – уточнил Думбльдор. – Но карьера в министерстве никогда меня не привлекала. И это, опять же, то, что, по-моему, нас объединяет. Вольдеморт серьезно кивнул и отпил еще немного вина. Возникло молчание. Думбльдор сидел с приятным видом и ждал, пока заговорит Вольдеморт. – Я пришел, – наконец начал тот, – возможно, немного позднее, чем рассчитывал профессор Диппет… но все же пришел вновь попросить о том, для чего, по его словам, раньше был слишком молод. Я прошу разрешить мне вернуться сюда преподавателем. Полагаю, вы знаете, что после окончания школы я многим занимался и многое повидал. Я могу научить такому, чего нельзя узнать ни от кого другого. Думбльдор долго, внимательно смотрел на Вольдеморта поверх своего кубка, а после тихо сказал: – Безусловно, я знаю, что ты многим занимался и многое повидал. Слухи о твоей деятельности, Том, дошли до твоей старой школы. И я был бы крайне огорчен, если хотя бы половина оказалась правдой. Вольдеморт бесстрастно ответил: – Величие порождает зависть, зависть возбуждает злобу, злоба плодит ложь. Вам, Думбльдор, это должно быть известно. – Ты называешь это «величием», то, чем ты занимался? – деликатно осведомился Думбльдор. – Безусловно, – подтвердил Вольдеморт, и его глаза загорелись красным. – Я проводил эксперименты, я раздвинул границы магии шире, чем кто-либо до меня… – Границы некоторых видов магии, – спокойно поправил Думбльдор. – Только некоторых. В других ты остаешься… прости меня… полным профаном. Вольдеморт впервые за все время улыбнулся, но его натянутый, злобный оскал был страшнее открытой ярость. – Старая песня, – вкрадчиво проговорил он. – Только ничто из увиденного мной в этом мире, Думбльдор, не подтверждает ваших знаменитых заявлений о том, что любовь сильнее всякого колдовства. – Можеть быть, ты не там смотрел, – предположил Думбльдор. – Тогда где же и начинать новые изыскания, как не в «Хогварце»? – спросил Вольдеморт. – Вы позволите мне вернуться? Передать мои знания школьникам? Я сам и мои таланты полностью в вашем распоряжении. Командуйте мною. Думбльдор поднял брови. – А как же те, кем командуешь ты? Те, кто – по слухам – именуют себя Упивающимися Смертью? Гарри видел: Вольдеморт не ожидал, что Думбльдору известно это название; глаза бывшего Тома Реддля снова полыхнули красным, узкие прорези ноздрей раздулись. – Уверен, мои друзья, – после минутного размышления процедил он, – превосходно проживут без меня. – Рад слышать, что ты считаешь их друзьями, – сказал Думбльдор. – У меня создалось впечатление, что они, скорее, слуги. – Вы ошиблись, – коротко ответил Вольдеморт. 192 – Значит, если сегодня вечером я окажусь в «Башке борова», то найду там компанию – Нотта, Розье, Мульчибера, Долохова – дожидающуюся твоего возвращения? И правда, только истинные друзья способны пропутешествовать за компанию в столь снежную ночь, затем только, чтобы пожелать удачи приятелю, добивающемуся места преподавателя. Подобная осведомленность Думбльдора явно ошеломила Вольдеморта; тем не менее, он почти сразу взял себя в руки. – Вы, как всегда, всеведущи, Думбльдор. – О нет, всего лишь дружен с местным барменом, – легко отозвался Думбльдор. – А теперь, Том… Думбльдор отставил пустой бокал и прямее сел в кресле, характерным жестом сомкнув кончики пальцев. – …будем говорить откровенно. Зачем ты появился здесь со своей свитой, зачем просишь работу, которой, как мы оба знаем, не интересуешся? Вольдеморт изобразил холодное изумление. – Не интересуюсь? Напротив, Думбльдор, очень интересуюсь. – Без сомнения, ты хочешь вернуться в «Хогварц», но только не преподавать. Это увлекает тебя не больше, чем в восемнадцать лет. Каковы твои истинные цели, Том? Почему бы тебе не рассказать прямо? Вольдеморт усмехнулся. – Если вы не хотите давать мне работу… – Разумеется, не хочу, – сказал Думбльдор. – И ни на секунду не верю, что ты на это рассчитывал. Тем не менее, ты явился просить; на это должна быть причина. Вольдеморт встал. Он никогда еще не был так мало похож на Тома Реддля; он весь пылал от ярости. – Это ваше последнее слово? – Да, – кивнул Думбльдор. – Тогда нам больше нечего сказать друг другу. – Нечего, – подтвердил Думбльдор, и его лицо наполнилось великой печалью. – Времена, когда я мог напугать тебя горящим шкафом и заставить исправить содеянное, давно прошли. А жаль, Том… очень жаль… Гарри чуть было не выкрикнул бессмысленное предостережение: он точно видел, что рука Вольдеморта потянулась к карману с волшебной палочкой, однако очень скоро Вольдеморт отвернулся, дверь закрылась, и он ушел. Пальцы Думбльдора охватили локоть Гарри. Пару секунд спустя они вместе перенеслись в то же самое место, только на подоконнике не было снега, а рука Думбльдора снова стала черной и безжизненной. – Зачем? – сразу спросил Гарри, поднимая глаза. – Зачем он вернулся? Вам удалось узнать? – У меня есть кое-какие соображения, – сказал Думбльдор, – но не более того. – Какие соображения, сэр? – Расскажу, когда ты добудешь воспоминание профессора Дивангарда, – пообещал Думбльдор. – С этим последним кусочком головоломка, надеюсь, сложится… для нас обоих. Гарри жгло любопытство, и он, несмотря на то, что Думбльдор прошел к двери и открыл ее, сначала даже не пошевелился. – Он опять добивался места преподавателя защиты от сил зла, сэр? Он не сказал… – О, конечно же, он хотел преподавать защиту от сил зла, – ответил Думбльдор. – И последствия нашей встречи это доказывают. Видишь ли, с тех пор, как я отказал лорду Вольдеморту, никому не удалось продержаться на этом месте более года.

Используются технологии uCoz